Кровь леса

– Издеваешься? – выдохнул я. Девушка махнула ресницами. – Точно издеваешься.

– Кэп, – подтвердила Нан, и я занялся рыбой.

Во время завтрака я ей страшно отомстил за насмешку, – сказав, что сейчас ознакомлю с одним из обычаев своего мира, велел сидеть смирно и принялся кормить с рук. Такое лучше проделывать со сладостями. И жаль, нет меда и сливок… или хотя бы варенья.

Но даже импровизация с хлебом и рыбой, покромсанными на маленькие кусочки и сколотыми деревянными щепочками – вечно забываю, как это называется, – получилась на ура. Казалось бы, ничего особенного в этом действии нет, но Нан завелась так, что, не докончив завтрак, побежала в воду охладиться.

Я последовал за ней, подстраховать. Нан держалась поодаль, дабы не засорять разум грешными помыслами, я запротестовал против определения «грешные». Мы спорили, покачиваясь на волнах, потом девушка заметила, что я все ближе к ней, завопила и попыталась уплыть. Не уплыла.

Потом рычала на меня, выжимая на берегу мокрые волосы. Практика волшебства вэйри предписывала перед уроками магии соблюсти телесную и духовную чистоту, но я предпочитал собственное толкование «чистоты».

– Очиститься от грешных помыслов, свершив их? Чтобы потом ничего не отвлекало? – Нан возмущенно расфыркалась.

– Но ведь это работает. – Я придвинулся ближе.

– Серый, уйди от греха.

– Зачем? Мне как раз рядом с грехом больше нравится. – Я еще сократил расстояние.

– То есть… ты хочешь сказать, что я – это грех?!. – Нан пошарила вокруг и запустила в меня миской. Я уклонился, и чаша улетела в реку.

– Ай, лови!..

Пришлось спасать сосуд, потом и мыть посуду. Нан швырнула вторую миску.

– И принеси воды, пожалуйста.

– Опять будешь «самолетик гонять»? – На это стоило посмотреть, и я заторопился.

…Вестник мне не очень давался. Птица получалась какой-то скособоченной, летала недалеко и недолго. Нан же наблатыкалась до того, что уже осваивала подсмотренную модификацию заклинания – с чашей. Пускала птицу, заставляла воду запоминать картинки, перематывала «запись», увеличивала.

Иногда просто развлекалась, заставляя Вестника выписывать такие затейливые фигуры, что авиамоделисты со своими радиоуправляемыми самолетиками удавились бы от зависти. Наверное, в детстве девочка не наигралась в игрушки, думал я, наблюдая за пикирующей и снова взмывающей вверх птицей. Впрочем, и для подростков это тоже удовольствие…

Ровнее, массаракш, ровнее! – девушка вопит азартно, какая она красивая сейчас – глазищи горят, щеки раскраснелись от морозца… – Расклад перед боем не наш, но мы будем играть! Сережа, держись, нам не светит с тобою, но козыри надо равнять!.. – кричит неуклюжим речитативом, надо спросить, откуда строки…

Я протянул Нан чашу с водой, наши руки встретились.

– Кто это? – спросила Нан хмуро.

– Где?.. – Я оглянулся. – Ах. Это Джулия… Юля…

– И спросил?

– Угу. – Я вспомнил тот свой позор. Всего лишь спросил, не ее ли стихотворение, не в мою ли честь? Джулия высмеяла меня почти зло, мол, стыдно не знать автора, по дороге домой мы почти поссорились, и примирило нас только то обстоятельство, что дома у нее никого не было, что бывало редко… Фу!..

Я оборвал поток воспоминаний. Нан хмыкнула и отвернулась.

– Пройдусь. – Люблю смотреть на ее игры с самолетиком, но сейчас лучше не лезть.

– Конечно, – буркнула Нан, притворившись, что все ее внимание уделено воде и Вестнику, возникающему у нее на руке.

Я брел, рассеянно улыбаясь. Как Нан прочла мои мысли в мгновение тактильного контакта, так и я схватил ее чувства. Девушка явно ревновала меня к прошлому. Никогда ничего не спрашивала – но ей и не нужно было. Знала все и так, великодушно прощала мне то, в чем я не был виноват, но все же не могла удержать ревность.

Да, неудобственно…

Потом мысли вернулись к Вестнику. Тогда матушка рыжей Райо обронила нечто забавное… Я попытался вспомнить самостоятельно, потом уже совсем решил обратиться за помощью к импу… и чуть не врезался лбом в громадное корявое дерево, нечто среднее между черемухой-переростком и осиной.

Интересно, как этакое чудище можно не заметить? Показалось даже, что не я вдруг набрел на дерево, а само дерево выскочило на меня. Узловатые толстые корни, торчащие из земли, были похожи на мосластые ноги, нетрудно было вообразить, как дерево переступает ими, ковыляет неспешно, поскрипывая и кренясь.

Я пару раз обошел черный ствол.

– Здоров ты, мужик, – с восхищением сказал, похлопал ладонью по «бородавке» – наросту размером с голову человека. Дерево при полном безветрии зашелестело листьями. Память наконец щелкнула и выдала нужные сведения.