Кровь на эполетах

– Сидите, господа! – махнул им подпоручик и сказал мне. – Разузнал о вас, господин капитан. Сегодня не примут, его величество занят. Велели приходить завтра к семи часам вечера. Светлейший князь Кутузов дает бал в честь дня рождения государя, вы приглашены. Бал начнется в восемь, вот до него и примут.

– Благодарю, господин подпоручик, – кивнул я и встал. – Не подскажете, где тут можно найти квартиру или снять комнату?

– С этим трудно, – покрутил головой Пущин. – В городе много войск, да еще из Петербурга понаехали, – он сморщился. – Гостиницы и постоялые дворы переполнены, за квартиры просят немыслимые деньги. Разве что в зачумленных домах, но я бы не рекомендовал.

Самой собой. Не хватало еще подцепить заразу. Чума в этом времени не лечится.

– Что же делать? – расстроился я. – Не в поле же ночевать?

– Если не боитесь тесноты, могу предложить разделить со мной комнату, – сказал Пущин. – Она невелика, но весьма уютная и теплая. Для меня честь приютить человека, убившего Бонапарта.

Ага, уже знает.

– Благодарю, – кивнул я. – Непременно воспользуюсь. Кстати, господа, предлагаю без чинов. Меня зовут Платон Сергеевич.

– Николай Николаевич, – улыбнулся Пущин.

– Каковы наши действия, Николай Николаевич?

– В шесть часов нас сменит караул Лейб-гвардии гренадерского полка, – сказал Пущин. – Охранять государя – великая честь, поэтому меняемся. До этого времени можно подождать здесь. Я прикажу подать чаю.

– У меня есть бренди, окорок, французские консервы, – поспешил я. – А вот хлеба нет, только сухари.

– Найдем, – улыбнулся Пущин и глянул на Толстого.

– Распоряжусь! – сказал тот, вскакивая.

– Прикажите заодно прислать моего денщика, – попросил я…

Посидели славно. Гвардейцы оказались нормальными людьми. То, что прапора передо мной титулами козыряли, так этот от смущения – за душой-то больше ничего нет. Весть о том, что в кордегардии гостит офицер, убивший Бонапарта, чудным образом разнеслась по дворцу, через час в нашей комнате было не продохнуть. Набежали незнакомые офицеры, они представлялись, жали мне руку и просили поведать подробности. Стол ломился от бутылок и яств, которых нанесли. Кушанья, как я понял, были из дворцовой кухни, наверное, кто-то из гостей имел к ней доступ. Ели и пили стоя, разместиться сидя не было возможности. У меня от такого пренебрежения к дисциплине на лоб глаза лезли. Офицеры караула (!) пьянствуют во время несения службы! Никого это, однако, не смущало, а я благоразумно промолчал – не мое дело.

Устав повторять одно и то же (при этом услыхавшие мой рассказ офицеры не уходили, оставаясь в комнате – новых подробностей, что ли ждали?) я предложил спеть. Этому удивились, но согласились. Пахом принес гитару.

– Героям Отечественной войны посвящается! – объявил я и тронул струны.

Вы, чьи широкие шинели
Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели
И голоса, и голоса.
Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, –
Цари на каждом бранном поле
И на балу, и на балу…

[77]

Летом этого года я пел эту песню в Смоленске, посвятив ее тогда героям Фридланда и Прейсиш-Эйлау. Теперь пришло настоящее время.

В одной невероятной скачке
Вы прожили свой краткий век…
И ваши кудри, ваши бачки
Засыпал снег, засыпал снег.

Я закончил петь, поставил гитару и достал часы.

– Без четверти шесть, господа. Кажется, вам, Николай Николаевич, пора на смену караула?

Офицеры поняли намек и стали расходиться. Спустя полчаса мы с Пущиным шли к его дому. Пешком. Лошади у подпоручика не оказалось, и я топал рядом из солидарности, ведя на поводу Каурку.

– У вас сегодня появилось много друзей, – сказал поручик. – Скажу честно: у нас не любят офицеров, которые перевелись в гвардию, не служив в ней изначально. У вас несколько иной случай, но все равно: новый полк, прежде бывший обычным егерским. Но теперь, когда вас узнали близко, никто слова худого не скажет.

– Все это хорошо, – вздохнул я. – Но где мне раздобыть бальный мундир? Все эти кюлоты, белые чулки, туфли? На полях сражений, сами понимаете, было не до танцев. Не подскажете?

– Даже не пытайтесь! – покрутил головой он. – Это Вильно, а не Петербург. Во-первых, отыскать практически невозможно. Во-вторых, коли и найдете, никаких денег не хватит купить. Дороговизна страшная[78].

М-да, пир во время чумы.

– Идите в сапогах, – продолжил Пущин. – Государь примет вас до бала. Вы из Действующей армии прибыли, а не из Петербурга. Танцевать не обязательно. К тому же сомневаюсь, что вас внесли в бальные карты, – засмеялся он. – У меня замечательная квартирная хозяйка, полька. Летом они радостно встречали Бонапарта, а сейчас в страхе не знают, как угодить. Она приведет в порядок ваш мундир, начистит сапоги, пострижет волосы. Будете выглядеть, как должно гвардейскому офицеру.

– Благодарю, Николай Николаевич! – сказал я. – Что бы без вас делал?