Кровь на колёсах

Измайлов после очередного допроса, длившегося более трех часов, был доставлен в камеру. Он лег на свое место и затих. Тупо уставившись в потолок, он пытался просчитать, кто мог его выдать. В случайность не верилось, кто-то наверняка предал. Он перебирал в уме фамилии друзей и родственников и всякий раз отбрасывал одну фамилию за другой. Как ни старался, он не мог вычислить предателя.

Еще будучи на воле, он слышал от знакомых, что его товарищ Уразбаев сумел сбежать из милиции. Подробностей побега он не знал, но, судя по всему, сбежать отсюда практически невозможно.

«Мог ли сдать Уразбаев? Да нет, вряд ли. За все это время, что он сбежал, Расих ни разу не пытался связаться с ним. Он просто исчез, спрятался от всех — и от милиции, и от своих. Нет, Расих сдать не мог. Он не знал, где я скрываюсь».

Измайлов закрыл глаза и постарался задремать, но сон не шел.

«Ну и волчара! — вспомнился ему Абрамов. — Знает свое дело, умеет расставлять сети. А как говорит! Прямо, как проповедник! Так и лезет в душу, любого выведет из себя».

Измайлов вспомнил, как накануне вечером, во время допроса Абрамов как бы невзначай завел к себе в кабинет его беременную жену. Чего угодно можно было ждать от этого мента, но только не этого! Измайлову до сих пор слышались крики жены. И от этого ему становилось совсем тошно.

«Да, умен ты, гражданин начальник. Нашел слабое место».

Он открыл глаза и, встав со шконки, начал ходить. Вспомнилось, как Абрамов явно специально позволил поговорить с женой. Все это время она, как заведенная, твердила одно и то же:

— Я всегда знала, что это кончится тюрьмой, ты этого не понимал! Как я теперь буду жить?

Измайлов пытался ее успокоить, но та все время твердила свое, словно не слыша мужа. Ему раньше казалось, что он все может выдержать в этой жизни, но вчера вечером понял, что ошибался. Слезы жены оказались сильнее его воли к сопротивлению.

Оставшись один на один в кабинете с Абрамовым, он признался в покушении на него. Сожалел, что в машине оказались совершенно другие люди. Он рассказал, что перед покушением ему звонил неизвестный и предупредил, что в машине, которая едет в Целинный, будет Абрамов.

Они давно планировали покушение и хорошо знали, в каком месте и как будут действовать. Сам Измайлов действительно не знал, кто ему звонил, но об этом звонке в свое время ему говорил Шиллер.

— Измайлов, насколько я знаю, тебе позвонят с телефона милиции. У Хозяина там свои люди. Только после этого звонка вы должны выехать.

— Слушай, Шиллер, а не твой тесть позвонит? — спросил его тогда Измайлов. — Он же втравил нас в эту историю.

— Там у них и другие есть, — оборвал Шиллер. — Ты же знаешь, сначала они работали через тебя, а потом вдруг сами вышли на меня. И я не знаю, почему они так решили.

Сейчас в тиши камеры Измайлов старался вспомнить тот голос в телефонной трубке. Он встал со шконки и зашагал по камере. Шаги чуть-чуть отвлекали от страшных мыслей о мести наркодельцов его семье.

Неожиданно он услышал за дверью камеры знакомый голос, который не мог не узнать. Именно этот голос неизвестного человека сообщил ему о выезде Абрамова.

— Измайлов! — услышал он. — Почему друзей сдаешь? Спастись хочешь? Ты же знаешь, предателю долго не жить. Выбирай, кто из вас подохнет — беременная жена или ты!

— Кто это? — до смерти испугался Измайлов. — Что вам от меня нужно?

— Молчание, — ответил голос.

— Умоляю вас, не трогайте жену! Она здесь ни при чем!

— У тебя два часа. Решай — или ты, или она! Ты должен умереть, ты это знаешь!

Измайлов прижался щекой к двери и зашептал.

— Где гарантии, что вы не тронете жену и детей?

— Какие могут быть гарантии. Выбирай! У тебя два часа! — повторили из-за двери.

Прижавшись к ней ухом, Измайлов услышал удаляющиеся шаги.

Слезы отчаянья навернулись на глаза.

«Откуда они знают, о чем я говорил с Абрамовым? Абрамов не предаст, никому лишнему не скажет! Тем более местным. Разговор был один на один, и никаких сотрудников, никого! Тогда от кого они так быстро узнали?»

Измайлов в страхе и безысходности метался по камере.

«Что делать? Вызвать Абрамова, рассказать ему все. Но он не сможет помочь семье. Что же делать?»

Он проклинал себя за то, что связался с наркотиками. Чего ему не хватало? И так все было, жил как человек. В свое время они предупреждали его, что если он попадется, то в первую очередь пострадают родственники. По их словам выходило, что он должен сразу покончить с собой, чтобы не попасть в руки милиции. А теперь смертельная угроза нависла над его беременной женой.

Он снял с себя рубашку и начал ее рвать на мелкие полосы. Разобравшись с рубашкой, принялся за майку. Из матерчатых полос он связал веревку, которую прочно закрепил за решетку окна. Затем накинул петлю на шею и закрыл глаза. Умирать ему не хотелось, но другого выхода не было. Измайлов точно знал, что в случае чего они сперва убьют семью, а затем и его. Других вариантов быть не могло.

Единственное, о ком думал сейчас Измайлов, — это беременная жена и дети.

«Прощайте», — прошептал он пересохшим языком и спрыгнул с верхней койки.