Кровь на колёсах

Его тело несколько раз дернулось в конвульсиях, а затем вытянулось струной и затихло. На двери открылся глазок, и кто-то заглянул в камеру.

* * *

О самоубийстве Измайлова я узнал ближе к вечеру, после возвращения из КГБ, куда меня еще до обеда пригласил Каримов. Это приглашение стало для меня неожиданностью.

— Вы мне не подскажете, с чем связано столь срочное приглашение? Нельзя ли перенести встречу на более позднее время? У меня сейчас очень много работы.

— Нет, — услышал я в ответ голос Каримова, — есть необходимость срочно встретиться.

Лишь потом, по истечении времени я пойму, с чем была связана та встреча.

Прибыв в КГБ, я узнал от Каримова, что их местный отдел намеревается обратиться в МВД Республики Татарстан с просьбой о передаче им арестованного нами Измайлова. От Каримова я также узнал, что якобы стороны уже достигли договоренность, и передача должна состояться буквально на днях, после подписания необходимых документов.

Я был против этой несвоевременной передачи, так как считал, что мы сами в состоянии отработать его по полной программе. Тем более что сам Измайлов пошел на контакт и готов дать все необходимые показания. Передача его в ведомство КГБ сводила на нет всю нашу предыдущую работу с ним.

Еще находясь в здании КГБ, я решил, что весь сегодняшний вечер уделю делу Измайлова. Его необходимо было дожать, и я уже в голове прокручивал всевозможные варианты нашего разговора.

При входе в отдел милиции меня ошеломила весть о гибели арестованного. Я сел в кабинете и не знал, что дальше делать. Смерть Измайлова была сколь неожиданной, столь и несвоевременной. Только вчера, после неоднократных моих попыток мне наконец-то удалось найти с ним контакт. Он рассказал много интересного об этом непростом деле. Я не писал его показания, так как рассчитывал, что сегодня уговорю его дать показания официально, под запись следователя. И вдруг!

Что могло заставить этого человека влезть в петлю? Зная его бойцовский характер, я мог предположить только одно — наш вчерашний с ним разговор стал достоянием третьих лиц. Этой третьей стороной, по всей вероятности, можно считать людей, тесно связанных с поставками наркотиков. Только они могли как-то повлиять на его волю, заставить покончить с жизнью.

Я снял трубку и пригласил к себе Старостина.

Минуты через три Старостин пришел.

— Как был обнаружен труп Измайлова? — спросил я. — Кто из наших оперативников дежурил сегодня в ИВС?

Старостин открыл журнал и быстро прочитал мне.

— Дежурил Сердюков, труп обнаружен сержантом Курицыным во время раздачи ужина.

— Пригласите ко мне Сердюкова.

Сердюкова я ждал минут десять. Наконец, в дверь кабинета постучали, и вошел напуганный Сердюков.

— Расскажите, каковы ваши обязанности по ИВС, — попросил я его. — Как так получилось, что вы недоглядели за Измайловым?

— Виктор Николаевич! — заикаясь, начал Сердюков. — Я последний раз обходил камеры в двенадцать часов дня. Заглянул в глазок. Увидел, что Измайлов сидит на нижней койке. Никаких признаков возможного суицида не заметил. Он был в нормальном состоянии, как всегда. В тринадцать тридцать ему передали обед. В восемнадцать тридцать при раздаче ужина арестованный Ким увидел висевшего на веревке Измайлова. Я тут же вызвал скорую, но врач только зафиксировал смерть. В результате асфиксии. Он сказал, что, судя по трупному окоченению, смерть наступила между пятнадцатью тридцатью и восемнадцатью часами. В качестве веревки была использована рубашка и нательная майка.

— С кем общался Измайлов в последние часы?

— В связи с вашим указанием Измайлов содержался в отдельной камере, без контакта с другими осужденными. Виктор Николаевич, за все мое дежурство я дважды покидал помещения ИВС, один раз на обед и второй раз — минут на двадцать в районе шестнадцати тридцати. Мне позвонили по телефону и попросили, чтобы прибыл к бухгалтеру отдела, так как на мое имя поступил перевод.

— Перевод получили?

— Нет. Не получил. Кто-то пошутил, — явно тупил Сердюков.

— Когда вы направлялись в бухгалтерию, кто оставался в ИВС?

— Дежурный по ИВС сержант Курицын и Семенов.

Далее я вызвал сержанта Курицына. Интуиция подсказывала мне, что он может что-то знать.

Через пять минут он был у меня.

Я пристально смотрел на него и молчал. Не выдержав моего взгляда, тот начал ерзать. Я пошел ва-банк и, достав из стола чистый лист, протянул ему. Курицын непонимающе глянул.

— Вам что, непонятно? — спросил я совершенно спокойно. — Предлагаю вам написать явку с повинной.

— Вы что? — обомлел Курицын. — Какую явку? Я никого не убивал и к смерти задержанного никакого отношения не имею! Мне было запрещено вообще подходить к этой камере, я и не подходил. Никто меня около нее ни разу не видел!

— Если это не вы, тогда кто подходил к камере Измайлова? — спросил я так же спокойно. — Или ты мне сейчас все расскажешь, или сегодня же ночью уедешь под конвоем в Набережные Челны. Там ты быстро заговоришь, это я тебе обещаю.

— Я никого не видел, — заныл Курицын, — и ничего не знаю!