Читаем Кровь на шпорах полностью

«А может, и верно распалялся старик Кальеха? − Диего, уперев локти в колени, сжал ладонями виски. − Вдруг действительно это лишь начало гибельного конца… И в моей Отчизне никто не осознает до рокового часа… что произойдет? Неужели на этой земле, обильно политой нашей кровью, взрастут плоды чужих языков? Канет родная речь… Потухнет христианская мысль? И от нас останутся лишь жалкие руины былого, какие остались от империй язычников?..

Хотя посеянное зло порождает зло… В свое время меч Испании стяжал лавровый венок на черепах целых народов… кто рассудит? Вдруг пришел наш черед? С севера, через Техас, катятся волны варваров − необузданных гринго, не знающих традиций, не терпящих правил… таких же дерзких, как краснокожие кочевники».

На виске запульсировала жилка. Майор будто сам услышал далекий рокот приближающейся бойни. Очевидные признаки грядущей беды он видел еще по пути из Веракруса в Мехико: то тут, то там попадались разбитые армейские фуры, пробитые пулями кивера и лафеты пушек… Новая Испания уже перешагнула порог гражданской войны, и запах ее носился в воздухе. Дон сокрушенно покачал головой. Думы душили его своей неразрешимостью. «Гражданская война… Боже, убереги! Помоги одуматься! Братоубийственная, она всего жутче… “Свои” опаснее вражеских полков».

В огне освобождения Испании от французов ему дове-лось узнать многих добродетельных соотечественников, серд-цами которых не задумываясь можно было мостить дороги. В их душах запах тлена и крови порождал неутолимую жажду власти. И пусть всего лишь на ничтожный миг, когда их алчные пальцы вцепятся в это кормило, его хватит, чтобы продать совесть Державы, отдать на поругание могилы предков, алтари храмов, навеки уничтожить славу народа…

* * *

Внезапно майор почувствовал, как похолодели ладони в горевших жаром перчатках. Он, будто сквозь сон, уловил зловещее уханье, что неслось словно из-за края земли; затем нечто непостижимое, подобно смерчу, ворвалось в карету и, прошив ее насквозь, пронеслось мимо его плеча, извиваясь и корчась, точно живое.

Диего сидел, не смея повести пальцем. То, что прошило карету насквозь, не оставило ни следа, ни царапины… «Хотя должно было быть твердым, что пушечное ядро, −подумал Диего, − да и летело оно, точно его гнали черти!»

Меж тем империал продолжал путь. Папаша Муньос невозмутимо мурлыкал что-то за лакированной переборкой. Де Уэльва вздохнул. Лишь сейчас он почувствовал, что весь в поту. Содрав перчатки, он бросил их рядом на сиденье и выглянул из окна.

Густой сухой воздух обволакивал, как одеяло. Вечер уже распластал свои сиреневые крылья. Алый солнечный шар закатывался за горизонт притихшей равнины, следом спокойно рысили слуги; в широкополых шляпах они походили на трех нахохлившихся больших птиц, покачивающихся в седлах, как на ветвях.

…С неподдельным страхом Диего понял, что загадочное и таинственное обстоятельство коснулось только его.

…Карета вздрогнула, как живая, и остановилась. В оконце заглянула сальная рожа Муньоса.

− Лучшего места, сеньор, Господь не придумал. Вы-тряхивайтесь, ваша светлость.

Возница без спросу распахнул дверцу империала.

Однако испанец не двинулся. Початок набрал страху в штаны, увидя неожиданную улыбку на строгом лице под загнутыми усами. Дон поманил толстяка указательным пальцем. Тот насторожился, почесал свое брюхо и многозначительно подвигал бровями. Не решившись ослушаться, он наклонился к своему господину и… нос Муньоса точно попал в железные клещи. Пальцы подтянули возницу поближе.

− А знаешь, почему сразу заметно, приятель, что ты не был в Андалузии?

Глаза майора строго смотрели на перепуганного мексиканца, словно ожидающего последнего удара матадора.

− Нет, − искренне прогнусавил он.

− Да потому, что у такого наглеца, как ты, зубы целы. Не вижу уважения, Муньос. Чтоб в последний раз. − Пальцы разжались.

Глава 14

− Чего рот раззявила, дура? Пошла! Пошла прочь, старая! Где он?!

Лицо Луиса исказилось. Там, внизу, в распивочном зале слышалось испуганное кудахтанье мамаши Сильвиллы, которое глушил медный глас…

− Сальварес! − сердце капитана бешено колотилось. −Откуда его черт принес?

По лестнице уже стучали каблуки, зло цеплялась за балясины сабля. Луис ругнулся сквозь зубы, сунул под по-душку заряженный трехствольник и замер.

Дверь скрипуче охнула: на пороге улыбался его младший брат.

Стройный, широкий в груди, загорелый и красивый как всегда. Большие карие глаза с нервным блеском смотрели колко. Высокий лоб с парой жестких складок венчала волнистая шапка волос, откинутых назад с дерзкой небрежностью.

− Гэй, Луис! Как же ты докатился до такой жизни? −Сальварес прошелся взглядом по кровавым бинтам.

В глазах его стояла ироничная усмешка, но в них же читалась и готовность мгновенно парировать любой скрытый удар.

Старший промолчал.

− Уж не твоя ли трущобная задрыга так приласкала тебя? Ой смотри, брат, эта стерва еще помажет дерьмом твою репутацию.

При упоминании Терезы кровь капитана зазвенела, глаза полыхнули:

− Полгода назад я сказал тебе: если мы окажемся на одной стороне улицы, ты перейдешь на другую. Так?

Перейти на страницу:

Все книги серии Фатум

Белый отель
Белый отель

«Белый отель» («White hotel»,1981) — одна из самых популярных книг Д. М. Томаса (D. M. Thomas), британского автора романов, нескольких поэтических сборников и известного переводчика русской классики. Роман получил прекрасные отзывы в книжных обозрениях авторитетных изданий, несколько литературных премий, попал в списки бестселлеров и по нему собирались сделать фильм.Самая привлекательная особенность книги — ее многоплановость и разностильность, от имитаций слога переписки первой половины прошлого века, статей по психиатрии, эротических фантазий, до прямого авторского повествования. Из этих частей, как из мозаики, складывается увиденная с разных точек зрения история жизни Лизы Эрдман, пациентки Фрейда, которую болезнь наделила особым восприятием окружающего и даром предвидения; сюрреалистические картины, представляющие «параллельный мир» ее подсознательного, обрамляют роман, сообщая ему дразнящую многомерность. Темп повествования то замедляется, то становится быстрым и жестким, передавая особенности и ритм переломного периода прошлого века, десятилетий «между войнами», как они преображались в сознании человека, болезненно-чутко реагирующего на тенденции и настроения тех лет. Сочетание тщательной выписанности фона с фантастическими вкраплениями, особое внимание к языку и стилю заставляют вспомнить романы Фаулза.Можно воспринимать произведение Томаса как психологическую драму, как роман, посвященный истерии, — не просто болезни, но и особому, мало постижимому свойству психики, или как дань памяти эпохе зарождения психоаналитического движения и самому Фрейду, чей стиль автор прекрасно имитирует в третьей части, стилизованной под беллетризованные истории болезни, созданные великим психиатром.

Джон Томас , Д. М. Томас , Дональд Майкл Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги