Кровь над короной (СИ)

Иван Антонович задумался, входить в конфликт с Минихом не хотелось бы, но зато перспективы отчетливые вырисовывались. Он снова постучал пальцами по столу, принимая решение. Затем пододвинул к Шувалову несколько листков бумаги, сцепленных самой настоящей скрепкой, которые уже научились делать в дворцовой мастерской.

— Здесь я написал все, что выполнить необходимо. Во дворце под твое отделение три комнаты отдаю, плюс два дома в городе. Деньги выделю немалые, но вот о делах Третьего отделения даже в Тайной экспедиции знать не должны, — Иван Антонович нахмурился — знать то конечно, не должны, но любая спецслужба неизбежно полезет.

«Ничего, взаимный контроль дело хорошее, тем более Дворцовая служба Горезина смотреть за Суворовым и Шуваловым будет, комнаты ведь в Зимнем выделены. А они мелкотравчатого чиновника всерьез вряд ли воспримут. И зря — Порфирий Степанович весь изведется, но своих людишек в их окружение натыкает, хоть лакеями, хоть горничными. Убираться ведь в помещениях надобно, а кто их сейчас всерьез как агентов еще одной тайной полиции примет?! Так потихоньку — полегоньку, и пойдет ко мне информация, и перестану слепым себя ощущать!»

Глава 4

Киль

Вдовствующая герцогиня Голштинии

Софья-Фредерика

полдень 28 сентября 1764 года

— Матушка Екатерина Алексеевна, а у нас гость дорогой!

Старший из братьев Орловых, Иван Григорьевич заглянул в кабинет бывшей российской императрицы с сияющим лицом. И тут же за его спиной появился младший брат Владимир, поддерживая под локоть незнакомого ей старика, с седыми волосами и бородой, заметно приволакивающего ногу, с изуродованным лицом.

Но вглядевшись в этого человека, женщина ахнула, всплеснув руками чисто по-бабьи. Вскочила с кресла, подбежала к мужчине и порывисто его обняла, припав к груди.

— Алексей Григорьевич, дорогой мой! Я думала, вы давно погибли! Но как вы спаслись?!

— А я не спасся, матушка, — глухо позвучал шамкающий голос, во рту прежнего красавца гвардейца не было зубов, только гнилые корешки торчали. — Я там под Шлиссельбургом и умер. А воскрес только для того, чтобы отомстить Ивашке за своих братьев…

Глаза Алехана полыхнули такой лютой, нестерпимой и еле сдерживаемой ненавистью и злобой, что Екатерина отпрянула от бывшего когда-то красавцем графа, ее пробрал страх. Но только на одну секунду, женщина снова взяла себя в руки, крепко обняла страдальца и пылко расцеловала, прижимаясь как можно теснее.

— Садитесь в это креслице, вам тут будет удобно, дорогой Алексей Григорьевич, — захлопотала бывшая царица, усаживая среднего из братьев Орловых в кресло и подкладывая вышитые ее собственными ручками подушки. За этими заботами и приятными для любого мужчины стараниями Екатерина Алексеевна спрятала постигшее ее мгновенно жуткое разочарование — впервые здоровяк Алехан не отреагировал на нее чисто по-мужски, как бывало раньше, его тело осталось безвольным.

Она еле сдержала горестный всхлип, отвернувшись на несколько секунд к столу. Страшно почувствовать, как под пальцами совершенно не отзывается мужчина на простую ласку, как не задрожали его мышцы. А ведь он должен по ней изголодаться?!

Но почему так?!

Он охладел к ней совершенно!

Постоянно ведь жаждал, а его старший брат Григорий только над тем посмеивался. А однажды в спальне, после горячих утех сказал мимоходом, что нет ничего постыдного в том, чтобы услужить своей императрице любыми способами. И она не выдержала — когда фаворит был в отъезде, порог ее опочивальни переступил его брат.

Это была восхитительная ночь!

— Алексей Григорьевич, милый мой, как я вас рада видеть, — голос Екатерины сочился любовью, теплотой и лаской — но только ни один человек не смог бы не то, что увидеть, даже почувствовать, как в ее груди в эти минуты замерзала ледяная глыба.

Алехан стал равнодушен к ней как мужчина, совершенно спокойным — это означало, что у него к ней не осталось даже капельки любви. Она еле сдержала рыдания — видимо увидел ее чуть раздвоенные, как у зайца губы, два выбитых передних зуба. Их замена из фарфора не давала возможности есть на торжественных обедах — они норовили при укусе мяса выпасть изо рта — а такой конфуз был недопустим.

Или граф заметил немного искривленный после злополучного удара шпаги прелестный носик своей возлюбленной?! Мужчины такое увидят сразу, и отшатнуться от женщины, их ведь привлекает идеальная красота — а она ее лишилась, вступив в схватку с офицером из Тайной экспедиции. Да, победа досталась ей, но сейчас отчетливо стало видно, что слишком дорогой ценой — любовник перестал ей восхищаться!

— Вы будете здесь в полной безопасности, дорогой граф. Отдохнете, оправитесь от своих тяжких ран, я вас окружу заботой, — заворковала Екатерина, причем ни капельки не лгала. В Голштинии ее сына Павла, ставшего Паулем-Петером (совершенно непривычное для герцогства имя), приняли как настоящего герцога и правителя.