Кровь над короной

Иван Антонович увлек Ломоносова в мыльню, где стояла большая ванна, в которой он каждый вечер лежал в горячей воде. Вот только сейчас на воде стояла новая игрушка – макет парохода с гребными колесами по бортам. Кулибин привел пружинный механизм в действие – колеса с лопастями бодро зашлепали по воде. Суденышко доплыло до противоположного края ванны, но повернутое рукой Кулибина, бодро сменило курс на противоположный – но завод в самом конце пути закончился.

Ломоносов глядел на все это с нескрываемым удивлением в глазах, и в конце представления негромко произнес, предварительно откашлявшись, и не отрывая взгляд от макета:

– Теперь корабли не будут зависеть от силы ветра, и ходить по рекам даже против течения – весла не нужны, их заменят гребные колеса. И это не чудеса, сие есть механика. Но лучше ее спрятать от любопытных глаз соседей наших, а построить в Тобольске, али Тюмени – сибирские реки велики и полноводны, там эти пароходы будут полезны.

– Вы правы, Михайло Васильевич, все нужно делать осторожно и соблюдая тайну с великим сбережением, – Иван Антонович с одобрением крякнул, покосившись на ученого. Тот с задумчивым взирал на суденышко, что снова заведенное механиком, замолотило колесами по воде, и бодренько заспешило к противоположному концу ванны.

«Идею «почтовых ящиков» и закрытых военных городков восприняли и посчитали полезной. Это дорогого стоит – да и Сибирь большая, спрятать в ней многое можно. А уральские заводы надежная экономическая опора – главное их всемерно развивать и не допустить пугачевщины, которая все разрушит и в пепел обратит. Надеюсь, что генерал Бибиков заводчиков приструнить сможет – а то совсем оборзели, рамсы попутали и берега потеряли. Пора их унять!»

Иван Антонович задумался – многое предстояло сделать, но одно практически не изменить в его силах. Да, расползание крепостничества пока локализовали, но эта мера вызвало сильнейшее недовольство дворянства, что как свиньи привыкли жрать на халяву из казенной кормушки, постоянно выпрашивая деревеньки с крестьянскими душами.

А тут такой облом на коронацию!

Причем злобствовать начала как раз знать, и без того не бедная и владеющая тысячами крепостных крестьян. Короткое правление Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны аристократов развратило – они привыкли к регулярным подачкам, выпрашивая их весьма настойчиво и жалуясь на «трудности бытия». Сформировавшаяся у правящего класса привычка к роскоши представляла нешуточную проблему, решить которую принудительно нельзя, но показать пример скромной жизни можно.

К сожалению, вернуть розданных царицей крепостных не удалось – дело могло запахнуть открытым противостоянием императора с дворянством, а потому ему пришлось уступить. Но розданные новым владельцам деревеньки стали не вотчиной, а поместными – и должны были вернуться обратно государству после смерти владельца.

Обоснование простое – они не дарованы, а даны за службу самого владельца, а не его детей, ничем не отмеченных, без всяких заслуг. А потому Иван Антонович быстро внес условия во «временную аренду» – переданные крестьяне являлись не собственностью владельца, а государства, так что ни истязать их, а тем более продать, было невозможно.

А их работа на помещика была ограничена всего тремя днями барщины – и все!

За порядком и соблюдением «государева наказа» следили назначенные управляющие, что отвечали собственной головой, если в случае порчи «государственного имущества» не предпримут мер против владельца – сделают денежный начет со штрафом, и лишат владения временно переданным имуществом. Так что пока аристократы только ворчали, о заговорах речи не шло, но стоило заранее предпринимать превентивные меры.

Таковыми стали спецслужбы, которых имелось уже три – в чьи функции входил надзор за возможными крамольниками. Представителей знати там практически не служило, их просто не брали – или однодворцы, или беспоместные служилые дворяне. Второй категорией становились разночинцы – Иван Антонович продвигал по службе старательных, понимая, что именно ему они будут благодарны.

И конечно охрана – выводы были сделаны самые серьезные из неудавшегося на него покушения. Так что лейб-кампания была увеличена до полного штата, с обычным гвардейским преимуществом в чинах, плюс батальон дворцовых гренадер, сформированный из лучших солдат. И это не считая значительно возросшей дворцовой полиции, на которой он решил не экономить – своя шкура дороже!

В дополнение к лейб-гвардии были причислены казаки – донские, яицкие и украинские. Донцы должны были сформировать Атаманский, а малороссы гусарский полки. От яицких казаков положено было держать при царской особе лейб-сотню. Подтвердив казачьи привилегии, Иван Антонович не сомневался, что получил хороший противовес дворянству – казацкие вольности вызывали у помещиков зубовный скрежет. Заодно у крестьянского протеста не станет заводил – наоборот, можно будет рассчитывать на лояльность как донцов, так и яицких казаков. А ведь выступление последних и привело к масштабному «пугачевскому» бунту.