Когда я проснулся, шел снег. Легкий октябрьский снежок. Дорогу можно было пока не чистить. Часы показывали 12 часов 34 минуты. Значит, проспал я часов четырнадцать. Я поставил ноги на пол, и ступни заныли от холода. Я принял горячий душ, сбрил шестидневную щетину и оделся.
А потом завел грузовичок и тронулся в путь. У дома Винни машины не было. Должно быть, поехал к матери.
Я направился в «Глазго-Инн». Джеки посмотрел на меня, как смотрят на живого мертвеца, и сделал мне омлет из пяти яиц. И подал его с холодным «Молсоном». А я сидел у огня и блаженствовал.
— Так ты расскажешь, что случилось?
Я целый час рассказывал ему все в подробностях. И мне становилось легче на душе. А когда я закончил, он выдал мне еще одно пиво, и я задремал прямо у камина.
Когда я вернулся, в моей двери торчала записка: «Служба по Тому завтра в час дня».
Я проехал по дороге чуть дальше. Стены нового дома стояли, укрытые брезентом. Я не верил своим глазам. Неужели я в самом деле стал строить дом в октябре? Вот псих! На обратном пути я проверил остальные хижины. В двух еще жили, две пустовали. Уехавшие все за собой прибрали и оставили на столе деньги. Да, благородные люди лучники.
Вечером я снова отправился в «Глазго» — ужинать. Я снова сидел у камина и вспоминал события последней недели. Пятеро погибло. Машину кто-то увез за несколько километров. Наверняка у Гэннона был сообщник. Но кто?
А еще эти вчерашние — здоровяк Джей и брат Реда, как там его… Дал, кажется. Я мысленно вспомнил весь разговор, слово в слово. Эти люди что-то знали. Во всяком случае, имели какие-то предположения. Они нам и помогут все выяснить.
Спать я лег рано, спал долго и, проснувшись, почувствовал себя почти полноценным человеком. Я надел старый черный костюм, несколько минут провозился с галстуком и поехал. Винни дома, понятное дело, не было, и я направился прямо в резервацию. Увидев скопление машин у культурного центра, я сразу сообразил, куда мне.
В главном зале собралось человек двести или триста. Зал был простой и строгий, с высокими потолками, с картинами, изображавшими деревья, животных, горы, и с гербом Бей-Миллс на стене. Посреди зала был огромный камин, в котором полыхал огонь. Пахло табаком.
Винни подошел ко мне и пожал руку. На лице по-прежнему была повязка.
— Ты выглядишь гораздо лучше, Алекс, — сказал он.
— И ты тоже, — приврал я. Видно было, как он измучен.
Его мать крепко меня обняла.
— Спасибо тебе! Спасибо за все, что ты сделал. Теперь ты мой сын, — сказала она.
Я пожимал руки остальным родственникам Винни, а сам думал: как же они устраивают похороны Томми — ведь тело его еще в Канаде, в морге. Но потом мне все объяснили. По традиции оджибве, похороны длятся несколько дней. Люди приходят, проводят время с родственниками умершего, едят, уходят. И на следующий день возвращаются.
Какой-то мужчина встал и начал говорить о том, что человек должен жить мирно и спокойно, а когда его время на земле заканчивается, он должен отправиться за заходящим солнцем на запад, по Тропе душ в Землю душ. Я вспомнил, что Том был назван в честь закатного неба и это было дурным знаком.
Я поел за длинным столом вместе с родственниками, потом попрощался со всеми. Винни вышел меня проводить.
— Спасибо, что пришел, — сказал он.
— А как же иначе?
— Маме наверняка будет приятно, если ты опять заедешь.
— Обязательно заеду, — пообещал я. — Нам с тобой еще нужно кое-что обсудить.
— Сейчас я даже думать ни о чем не могу. Попозже, ладно?
— Ладно. — И я отправился домой спать.
На следующее утро я заглянул к Джеки, и он спросил, где я был вечером. Я рассказал, что похороны продлятся несколько дней. Он попросил меня подождать и пошел наверх надеть костюм. А потом повесил на дверь записку «Уехал на похороны» и отправился со мной к родственникам Винни.
После ужина многие остались, рассказывали про Тома, про то, как он на все был готов, чтобы помочь друзьям, вспоминали всякие смешные истории. Винни выглядел неважно, и я понял, что с разговором о людях из Детройта надо повременить.
На третий день похорон я снова приехал туда под вечер и снова слушал истории про Тома. Винни выглядел еще хуже. Масква был прав, когда говорил, что дух Винни болен.
На четвертый день Винни упал в обморок. Его подняли, усадили на диван, дали воды. А он все норовил вскочить на ноги.
— Парни, я в норме! Просто на секунду вырубился.
На пятый день из Канады прибыл гроб с останками Тома. Поминки продолжались в католической церкви резервации. Отслужили мессу, гроб отвезли на Мишн-Хилл, на кладбище.
Когда похороны закончились, Винни отправился один к обрыву. Я последовал за ним. Сверху открывался вид на озеро.
— Чудесное место! — сказал я. — Таким и должен быть последний приют.
Я тут же понял, что сморозил глупость, но Винни обернулся ко мне и грустно улыбнулся:
— Место хорошее…
— Твоя мама сказала, что я теперь ей как сын. Выходит, мы с тобой братья?
— Конечно.
— Слушай, я так и не успел у тебя спросить, что значит слово, которым ты назвал меня на базе, когда мы завязли в грязи. Ты сказал, что на языке оджибве меня бы звали Мада… дальше не помню.