Кровь Пяти Драконов

Пустыня была нашей. Конечно, мы слышали о многих великих царствах – о городе, где правит бессмертный со скипетром-оком, о далеком городе стекла и камня, о городах змей, что ходят как люди, и о городе алчности и драгоценностей, стоящем на краю земли. Но они были далеко, мы же были здесь, и пески принадлежали нам.

Не полностью, как ты понимаешь. Ночная пустыня – владения Дюнного Народа, и в любое время по пескам бродят духи, которым должно было поклониться и избегать. Нередко такие духи требовали жертв, и мы отдавали им кровь пленных или же, бросив жребий, кого-то из своих. Не подумай, что мы подчинялись любым духам – мы проливали кровь лишь для тех, кого не могли сдержать обереги нашего заклинателя.

Не знаю, встречался ли ты с такими обрядами, странник, но я знаю, что в пустыне их многие совершают. Суараны вырезают жертве сердце и предлагают его духу, ахаджи перерезают горло обсидиановым клинком, собирают дымящуюся кровь и преподносят ее ночным теням, ларрахи дробят колени и локти жертвы тяжелым молотом и оставляют ее на раскаленном песке. Мы же были милостивы – мы лишь сражали жертв ударом кинжала в сердце. Обычно это делал вождь, если нам приходилось отдавать кого-то из своих – то непременно вождь. Нельзя ни на кого перекладывать такую тяжкую ношу.

Я видел такие обряды, и помню, как их совершал мой отец. Лицо его становилось бесстрастным, кинжал в руке блестел подобно кусочку Стеклянной Пустыни. Да он и был стеклянным – еще мой прадед снял его с тела какого-то торговца из далекого города, и удивительное оружие осталось в племени. Острый клинок входил в человеческое тело, и когда отец выдергивал кинжал, кровь выплескивалась наружу горячим фонтаном.

О, духи были довольны.

Боги оазисов, у которых мы останавливались, тоже требовали плату. Иногда – кровью, чаще – молитвами, которые им надо было возносить все время, пока мы оставались в их владениях. Что поделать, людям не тягаться с богами. Тем более богами оазисов.

Оазисы – сердца пустыни. Только здесь растут настоящие деревья и трава, только здесь плещется вода – кровь песков, без которой нельзя жить. За эти озера и ручьи ведутся самые яростные битвы, но никогда не рядом с ними, чтобы не осквернить воду сражением. И именно вода течет во время самых святых наших обрядов; но это ты знаешь, странник, ты уже показал, что тебе ведомы обычаи людей пустыни.

Да, так мы жили.

Потом пришли люди Алой Земли, которую вы зовете Царством, рожденные в центре мира и под предводительством избранных стихий. Конечно, мы знали о них – кровь Драконов течет по миру, подобно тысячам ручьев, и в пустыне тоже появляются Избранные. Даже среди дашараги они бывали, так что мы знали и детей Драконов, и смертных воинов – мы сами были воителями.

Но эти воины были другими. Там, где им не хватало знания песков, они брали выносливостью и сплоченностью; где им не хватало скорости – они брали упорством и расчетом, где им не хватало ярости – они брали несокрушимым умением сражаться вместе. А их командиры, несущие в себе кровь Стихийных Драконов, тоже отличались от знакомых нам: каждый из них был обучен как лучший воин нашего племени, магия питала любой их удар, броня и клинки из нефрита блистали под солнцем Юга.

Одни хотели сражаться с Царством – но уступали. Другие хотели скрыться в пустыне – но Царство их находило. Дашараги тоже уступили, хотя и с меньшими потерями: мудр был мой отец, Кассан ан-Джалар иль-Хамади, и знал, когда должно сложить оружие и отступить. Так мы поступали в тяжелых войнах – но всегда наносили ответный удар. В тот раз мы собирались поступить точно так же; покорившись, мы стали ждать.

Дашараги были едва ли не сильнейшим племенем из принявших волю Царства – именно потому к нам пришли его посланники. Смертных было десятеро, двое несли с собой силу Драконов – Воды и Огня. Голова первого была обрита, и он назвал себя монахом, Белым Потоком; мы же прозвали его Шахашаном – Несущим Яд. Второй казался моложе, волосы его были подобны меди, а кожа блестела алым оттенком; Ледаалем Кебоком Кианом назвался он, но мы говорили о нем, как о Кахалладе – Багровом Змее. Они указали место, куда хотели отправиться, и хотя мы не понимали причин, но согласились.

Мы смотрели на чужеземцев, как на врагов, и обходили стороной, понижая голос: оба сына стихий понимали нашу речь. Их помощники взирали на дашараги с отвращением и тоже сторонились.

Это было хорошо. Дурное дело – относиться к врагу с приязнью.

На пути мы остановились в оазисе Сахалар; местный бог был милостив к путникам, и требовал ежечасную молитву, за то, что странники остановились в его владениях. Должны были так поступить и мы, и уже собрались преклонить колени: ведь на протяжении следующих двух дней надо было вознести пятьдесят долгих молитв.

Но случилось иначе – вперед выступил Шахашан и спросил, какую плату берет бог Сахалара. Когда же мы ответили, лицо монаха потемнело, и он пошел к храму в сердце оазиса.