Кровь Рима (ЛП)

Хотя его слова не были поняты, Катон надеялся, что его тон будет понятен. Но женщина схватила девочку на руки и в панике убежала, стуча сандалиями по мощеной улице. Растерянно втянув воздух сквозь зубы, Катон направился к оставленной ею открытой двери и нырнул внутрь, когда в узком переулке раздался звук шагов парфян. Он быстро закрыл дверь, дотянулся до прочного засова, который ее скреплял, и захлопнул его, а затем отступил в мрачное нутро маленькой комнаты с закрытым ставнями окном. Единственный свет проникал через отверстие в потолке в одном из углов, где находилась лестница, ведущая на следующий этаж. Когда на улице послышался звук шагов, Катон схватился за меч и приготовился к тому, что дверь начнут выбивать. Он задыхался, а сердце, казалось, билось так громко, что он боялся, что это выдаст его. В полосе света внизу двери мелькнули тени, и снаружи послышались крики. Шаги прекратились, произошел короткий жаркий обмен мнениями, затем в дверь снаружи заколотили, и раздался требовательный голос. Катон стоял совершенно неподвижно, едва осмеливаясь дышать: наступила пауза, затем в дверь снова ударили. На этот раз она затряслась на петлях, когда парфянин навалился всем своим весом на дверь. Но засов выдержал.

Внимание Катона было настолько приковано к двери, что он не услышал мягких шагов позади себя. Он почувствовал, как что-то коснулось задней части его ноги, и инстинктивно замахнулся, резко опустив меч, кончик меча поднялся, прорезая мрак и рассекая плоть и кости. Не было слышно ни крика боли, ни звука в течение ужасного застывшего мгновения, когда Катон уставился в широко раскрытые глаза мальчика, ровесника Луция. Сходство было настолько поразительным, за исключением чуть более темных черт лица, что Катон, глядя в лицо мальчика, инстинктивно произнес имя своего сына. Затем его взгляд упал на то место, где лезвие меча вошло в нижнюю часть его маленькой грудной клетки. По металлу уже сочилась кровь.

Мальчик застыл на месте и в его взгляде читалось потрясение.

Затем парфянин снова ударил ногой в дверь и громко выругался. Глаза мальчика расширились, он заплакал, и Катон мгновенно потянулся вниз и зажал рот ребенка своей свободной рукой, чтобы заглушить его. Оба опустились на пол, стоя на коленях лицом друг к другу.

- Не издавай ни звука, - успокаивающе прошептал Катон. - Ради Юпитера, пожалуйста, не надо.

Он убрал свой меч и положил его рядом с собой, кровь струей текла из раны. Рана была смертельной, Катон сразу это понял. И все же он размотал правой рукой шейный платок, продолжая прижимать левую ко рту мальчика. Свернув ткань в комок, он прижал ее к ране, пытаясь остановить поток крови.

Дребезжание петель и засова прозвучало оглушительно в жарком, неподвижном мраке комнаты, и мальчик начал бороться. Катон притянул его к себе на колени и прижал к себе, левой рукой обхватив голову ребенка и закрыв ему рот.

- Тссс. Пожалуйста, не шевелись. Тихо... Скоро все закончится.

С последним, громким ударом ногой в дверь парфянин произнес проклятие и пошел дальше, а свет внизу двери на мгновение замерцал, а затем засиял ясным светом.

Мальчик застонал, и Катон осторожно покачал его, убирая руку.

- Вот, он ушел. Теперь мы одни. В безопасности.

Широкие глаза ребенка смотрели на него, его губы медленно шевелились, когда он начал с трудом дышать. Катон погладил его по волосам, пораженный сходством между мальчиком и Луцием. Чувство вины и острая ненависть к себе наполнили его сердце. Он в отчаянии оглядел комнату и увидел, что кроме нескольких горшков, табурета и подстилки в ней почти ничего нет. Осторожно подняв мальчика, он подошел к подстилке, уложил его и снял с раны шейный платок. На мгновение рана стала похожа на рот, затем кровь хлынула и растеклась по гладкому животу мальчика, он хныкал и корчился. Катон увидел кучу тряпок в конце подстилки и быстро взял одну из них, чтобы прижать к ране, а затем завязал шейный платок вокруг живота, чтобы удержать повязку на месте. Затем он прислонился спиной к стене и положил голову мальчика себе на колени. Из отверстия, ведущего на следующий этаж, пробивался тусклый свет, и в нем лениво кружились слабые пылинки. Снаружи звуки парфян стихали, и лишь редкие крики нарушали тишину. Катона уже не волновало, обнаружат его враги или нет. Казалось, время остановилось, и остались только он сам, умирающий мальчик и мрачная лачуга, в которой они лежали. Его сердце было свинцовым и наполненным отчаянием от того, что он сделал, и он больше не чувствовал, что хочет жить, и тем более, что заслуживает этого.

Он посмотрел вниз и погладил тонкие локоны, говоря утешительные слова.

- Я сделал для тебя все, что мог… Это немного, но это все, что я знаю... Вот так, тише. - Он улыбнулся, глядя вниз. - Мне жаль. Прости. Ты подошел сзади… Я подумал, что ты мой враг… У меня не было времени подумать. Я… Мне жаль… Прости меня.