Приказав опционам доложить о потерях, назначив каждому центуриону участок вала для защиты вместе со своими людьми, а также проинформировав их о своих мрачных выводах относительно их положения, Катон направился к тому месту, где на небольшом расстоянии на груде соломы сидел Радамист, поодаль от остальной части его людей. Его рукав был срезан, а рука перевезяна импровизированной повязкой. Выражение его лица было мрачным, когда он взглянул на римского офицера, а затем выдавил улыбку.
- Я могу представить, что скоротечность моего правления принесет мне особое место в истории, а?
Катон улыбнулся в ответ.
- Более чем вероятно.
Улыбка царя дрогнула.
- Значит нет никакой надежды?
- Абсолютно никакой, Ваше Величество.
- Величество? - пожал плечами Радамист. - Царь без царства. Если бы Зенобия могла видеть меня сейчас, она бы наверняка усмехнулась.
Катон в этом сомневался. Даже если бы Зенобия еще не была схвачена, она бы переживала по поводу собственной судьбы от рук мятежников.
- Что со мной теперь будет, трибун?
Катон почувствовал укол презрения. Где было сострадание Радамиста к людям, которых он заманил в ловушку? К людям, чьи тела лежали разбросанными по земле перед столицей, или к тем, кто еще жив и за кем охотились в данный момент повстанцы? Где было его сопережевание Катону и его преторианцам, вынужденным последовать за ним, чтобы усадить его на трон? Он не заботился ни о ком, кроме себя и Зенобии. Катон решил, что это не тот человек, который должен быть царем. Рим выбрал неправильного союзника. Он попытался очистить свой разум от таких соображений, когда ответил: - Вы можете попытаться сбежать. У вас отличная лошадь, но если бы я был человеком, делающим ставки, я бы не дал хороших шансов на то, что вы сможете оторваться от ваших врагов. Но если вы останетесь здесь, у вас будет выбор такой же, как и у всех нас. Сдаться или бороться до конца. Кто-то может сказать, что благородный царь выберет последнее.
Радамист задумался на мгновение. - А что ты посоветуешь?
- Не мне давать советы по таким вопросам. Выбор остается за вами.
- Понятно. - Радамист пристально посмотрел на Катона. - Ты никогда по-настоящему не восхищался мной, не так ли?
- Восхищался? - Катон был не готов к такому повороту. До сих пор он жил в страхе перед тем, что этот человек может сделать с ним и другими по прихоти или в результате какого-то циничного расчета. - У вас, конечно же, есть замечательные качества. У вас есть смелость. И сила, и этого достаточно, чтобы вдохновить других следовать за вами…
- Но?
- Но вы человек, который готов использовать предательство и убийство, чтобы добиться своего. Жизни других не имеют значения в вашем выборе. Вы также жестоки, как и глупы. И более того, вы человек, которого направляет человек, еще более корыстный, чем вы.
- Зенобия?
Катон кивнул.
- За все это мне жаль вас. Но не так сильно, как мне жаль всех тех, кому пришлось страдать, потому что вы такой, какой вы есть, - он замолчал. - У меня есть сын. Маленький мальчик, которого я, скорее всего, никогда больше не увижу, благодаря вам. И среди моих людей много тех, кто из-за вас оставит вдов и сирот. - Было облегчением избавиться от всех этих мыслей; холодное удовольствие представить голую правду могущественному человеку, увлеченному убеждением в своей непогрешимости и лести слуг, до тех пор, пока поражение не лишит его всех его нарядов и высокомерного самоуважения. В конце концов, он был просто человеком.
Радамист нахмурился. - Я тебе не нравлюсь, трибун.
Катон понял, что даже сейчас ему не хватало осознания, чтобы увидеть чистую правду, и горько рассмеялся.
- Что здесь смешного? - потребовал ответа Радамист.
- Да, Ваше Величество, - просто сказал Катон. - Вы не достойны даже, чтобы вас жалели. Неприязнь – слишком слабое слово для всего того, что я чувствую к вам.
Некоторое время они смотрели друг на друга, и Катон увидел, что гнев соперничает с разумом в выражении лица другого мужчины. В какой-то момент он был уверен, что Радамист вот-вот вскочит и попытается в ярости сразить его. Но прежде чем это могло произойти, раздался крик часового над воротами.
- Господин! Трибун Катон! - Центурион Керан махал рукой, чтобы привлечь его внимание. - Что-то происходит. У городских ворот.
Катон был благодарен за возможность отвернуться от царя, поспешить к валу и подняться наверх, чтобы присоединиться к Керану, и пращники разошлись по обе стороны от него. Компактная группа конных лучников вышла из ворот и приближалась к походному лагерю. Во главе их ехали двое мужчин. Один поднял рог и начал издавать серию нот, в то время как другой был одет в мантию знатного ранга и носил нагрудник и шлем. За стеной столб дыма поднимался в небо по направлению к царскому дворцу.
- Хочешь, я немного подбодрю их, чтобы они развернулись и поскакали обратно в город? - спросил Керан.
- Нет. Послушаем, что они скажут. По крайней мере, это даст нам еще немного времени в этом мире.