Кровь слепа

— Мне жаль женщину, попавшую в ужасное положение, испытавшую страшное давление и муки, женщину, чьей единственной заботой была безопасность родной сестры, — сказал Фалькон. — Только поэтому она и не желала с нами разговаривать. По этой единственной, но весьма веской и уважительной причине.

Эти слова казалось, вывели Кальдерона из равновесия. Он даже покачнулся на стуле и был вынужден опереться на стол, чтобы не упасть. Его охватило волнение. Наверное, этот трудный разговор, давшийся ему тем труднее, что он замыкал собой сеанс психоаналитика, пробудил в нем способность видеть что-то помимо и дальше себя и своих собственных интересов; казалось, он понял, что сидящего перед ним отличают совершенно иные моральные качества, что это человек иных нравственных основ.

— Ты прощаешь ее, да, Хавьер? — спросил он. — Ты убедился, что Мариса была каким-то образом причастна к убийству Инес, и все-таки…

— Нам бы очень помогло, если бы ты все же вспомнил, кто познакомил тебя с Марисой, — сказал Фалькон.

— Означает ли это… — Кальдерон сморгнул навернувшиеся слезы, — что я действительно не совершал того, в чем меня обвиняют?

— Это означает, что Кристина Феррера заподозрила Марису, которая во время их беседы была пьяна, в том, что вступить в связь с тобой ее заставили, — сказал Фалькон. — Мариса так и не призналась в том, что давление на нее оказали русские. Мы не имеем ни подписанного заявления, ни записи их беседы. Новых доказательств в руки мы не получили. Кроме того, Марису мы потеряли. В суде она выступить не может. И теперь нам приходится вернуться к более ранней стадии ваших отношений, к истории того, как она оказалась замешанной в этом деле, а это значит, что необходимо выяснить, как вы познакомились. Вас кто-то представил друг другу?

Фалькон совершенно отчетливо видел, что Кальдерон это помнит. Тот сидел, пристально глядя куда-то поверх головы Фалькона и ковырял в щели между передними зубами, задумчиво проводя взад-вперед пальцем, словно поднимая на весы что-то, несомненно оказавшееся очень тяжелым.

— Знакомство произошло на приеме в дворцовом саду герцогини Альбы, — сказал Кальдерон. — Марису подвел ко мне мой кузен.

— Твой кузен?

— Сын председателя Совета магистратуры Севильи, — сказал Кальдерон. — Алехандро Спинола. Он работает в мэрии.

15

Окраина Севильи, понедельник, 18 сентября 2006 года, 13.30

Когда Фалькон ехал из тюрьмы, ему позвонили:

— Два полицейских из наркоотдела в Трес-Миль сообщили о двойном убийстве в квартире наркодилера Роке Барбы, известного также как Калека, — сказал дежурный. — В гостиной найден убитым кубинец Мигель Эстевес. Получил два выстрела в спину и нож в бок. В спальне лежало тело некой Хулии Вальдес, испанки, — по слухам, любовницы хозяина квартиры. Ей выстрелили в лицо.

Перед гольф-клубом Фалькон съехал с автобана и по кольцевой выехал на Карретера-де-Су-Эминенсию, то есть на шоссе Его Высокопреосвященства. Название магистрали всегда его смешило, ибо окаймляла она самый убогий из всех районов общественной застройки в Севилье.

В 60-х городские власти постарались переселить местных цыган из центра города в эти блочные коробки подальше от цивилизации. Годы нужды, разобщенность и недостаток самоуважения привели к тому, что эта вялая попытка общественного переустройства закончилась созданием целого анклава наркомании и насилия, где процветали убийства, грабежи и вандализм. Что вовсе не означало отсутствия в этом районе души, потому что некоторые из известнейших исполнителей фламенко происходили отсюда, что не мешало им в тот или иной период отбывать тюремные сроки в узилище, которое Фалькон только что посетил. Но душа эта никоим образом не получала воплощения в окружающем пейзаже — закопченных бетонных коробках с развешанным на железных рейках над балконами и галереями убогим бельем, с кучами мусора на лестницах и в подвалах, с замызганными, испещренными граффити фасадами домов. Словом, общее впечатление полнейшей запущенности убедило бы всякого, кто в этом и мог усомниться, что район этот совершенно не занимал умы местных градоначальников.

Дежурный в управлении не позаботился сообщить адрес. Пришлось колесить по району, ища скопление людей вперемешку с полицейскими машинами и ярко-зелеными, сверкающими неоновым светом каретами скорой помощи. Все это он вскоре обнаружил возле одного восьмиэтажного дома. Патрульные нервничали. Некоторые из толпы напирали и лезли в дом, причем вид их был даже более угрожающий, чем обычный вид обитателей Трес-Миль. Кое-кто сидел на корточках на голой земле, обхватив руками щиколотки и сотрясаемый дрожью. До Фалькона донеслось то и дело звучавшее в толпе имя Калека. Это были клиенты наркодилера, лишившиеся источника вожделенного товара.