Кровь среди лета

Свен-Эрик и Анна-Мария присели на кровать Ребекки, сама она устроилась на единственном в доме стуле. На батарее сохли майка, чулки и трусы. Хозяйка посмотрела на белье и смутилась. Но что ей оставалось делать: скомкать мокрые тряпки и бросить их под кровать или, может, за окно?

— Ну? — спросила она, даже не пытаясь казаться вежливой.

— Речь пойдет о тех бумагах, которые вы передали нам, — начала Анна-Мария. — Я там не все поняла.

Ребекка обхватила ладонями колени.

«Но почему, — спрашивала она себя, — почему я должна помнить? Переживать все снова и снова? Какой прок в этом? И где гарантия, что это погружение во мрак вообще имеет смысл?»

— Видите ли… — начала она.

Ребекка говорила очень тихо. Свен-Эрик смотрел на ее тонкие пальцы, обхватившие коленные чашечки.

— Я вынуждена просить вас уйти, — договорила Ребекка. — Я дала вам копии бумаг и письма. Я раздобыла их, преступив закон. Если об этом узнает мое начальство, меня выгонят с работы. Кроме того, здесь не знают, кто я… То есть… даже те, кому известно мое имя и фамилия, не в курсе, что я имею отношение к тем событиям в Йиека-ярви.

— Помогите нам, — умоляюще прошептала Анна-Мария и намертво вжалась в свой стул, в то время как Свен-Эрик явно намеревался подняться. — Я думаю сейчас только об убитой женщине, остальное меня не волнует. Если кто-нибудь спросит, зачем мы сюда приходили, отвечайте, что искали убежавшую собаку.

Ребекка подняла глаза.

— Отлично, — тихо произнесла она. — Двое полицейских в штатском заняты поисками собаки. Самое время управлению полиции присмотреться к тому, чем занимаются их подчиненные.

Повисла пауза.

— Но может быть, это моя собака, — нарушила молчание Анна-Мария.

Свен-Эрик, казалось, готов был провалиться сквозь землю от смущения.

— Что ж, посмотрим, — сказала наконец Ребекка и потянулась к папке.

— Вот это. — Анна-Мария вытащила листок и ткнула в него пальцем.

— Выписка из бухгалтерской книги, — пояснила Ребекка. — Эта запись была помечена маркером.

Ребекка показала на колонку цифр, наверху которой было написано число 1930.

— Тысяча девятьсот тридцать — это актив. Сто семьдесят девять тысяч крон кредитовано на счет номер семьдесят шесть-десять. Это разные расходы на персонал. Но здесь на полях от руки написано слово «Образование»…

Ребекка заложила прядь волос за ухо.

— А это что? — спрашивала Анна-Мария, водя пальцем по бумаге. — «Док.». Что это значит?

— «Документация, учетные документы». Может, счет-фактура или что-нибудь еще, где указано, из чего складываются расходы. Похоже, Мильдред Нильссон это заинтересовало, поэтому я и выбрала именно эту бумагу.

— Что это за предприятие? — спросила Анна-Мария.

Ребекка пожала плечами, а затем ткнула пальцем в верхний правый угол страницы.

— Код организации начинается с цифр восемь и один. Это фонд.

Свен-Эрик покачал головой.

— Фонд защиты диких животных общины в Юккас-ярви, который она организовала, — пояснила Анна-Мария.

— Ее интересовал пункт «расходы на образование», — повторила Ребекка.

На некоторое время все замолчали. Инспектор Стольнакке отбивался от донимавшей его мухи.

— Похоже, кое-кому Мильдред здесь встала поперек горла, — заметила Ребекка.

Анна-Мария невесело улыбнулась.

— Вчера я беседовала с одним из таких, — сказала она. — Он ненавидит Мильдред Нильссон за то, что она на некоторое время приютила его бывшую жену, после того как та ушла от него.

И она рассказала Ребекке об обезглавленных котятах.

— Если бы мы что-нибудь могли сделать, — закончила она. — Эта беспородная кошка не представляет собой никакой материальной ценности, следовательно, о финансовом ущербе речи быть не может. Скроллан и ее малыши не успели помучиться перед смертью, а значит, Магнуса Линдмарка нельзя привлечь за жестокое обращение с животными. Похоже, мы бессильны. А вы… что вы обо всем этом думаете?

Ребекка криво улыбнулась.

— Я почти не занималась уголовными преступлениями, — ответила она уклончиво. — В основном мы имели дело с экономическими правонарушениями и при этом всегда выступали на стороне подозреваемого. Иногда попадались совершенно беспринципные типы, и тогда меня тошнило от моей работы. Приходилось повторять про себя «каждый имеет право на защиту», точно заклинание…

Она пожала плечами, не закончив фразу.

Анна-Мария отметила про себя, что каждый раз этим жестом Ребекка словно пытается избавиться от неприятных воспоминаний или отогнать назойливые мысли. А может, он играет у нее ту же роль, что и у Маркуса? Когда сын Анны-Марии пожимает плечами, это означает попытку отгородиться от чего-нибудь, обозначить дистанцию между собой и остальным миром.

— И вы никогда не пытались перейти на другую сторону? — спросил Свен-Эрик. — Ведь помощник прокурора — очень востребованная профессия, люди долго не задерживаются на таких должностях.

Ребекка смущенно улыбнулась.

— Хотя понятно, — ответил он сам себе, удивляясь собственной несообразительности. — Вы зарабатываете в три раза больше прокурора.

— Это не совсем так, — поправила его Ребекка. — Сейчас я вообще не работаю, а мое будущее…

Тут она снова пожала плечами.