Тобирама прочитал, усмехнулся, прикинув количество докладов о той самой «подозрительной активности». Посмотрел на Мадару. Перегнулся через стол, мазнул по губам намеком на поцелуй. Несколько секунд поколебался, преодолевая внутреннее сопротивление, потом все же коротко выдохнул:
— Спасибо.
Так же резко, почти со скрипом развернулся и решительным шагом направился искать пресловутую Аю.
— Мне развеяться? — уточнил забытый клон.
— А доиграть не хочешь?
— С тобой? Было бы интересно.
— Тогда садись, продолжаем, — мотнул головой Мадара.
***
Идея провести совместный фестиваль цветов пришла в голову Изуны задолго до того, как в селение Сенджу прибыла птица с посланием от Тобирамы. Воистину надо было быть Мадарой, чтобы отослать его из дома в такое время. Поэтому Изуна пристал к Хашираме с вопросами, мол, а чем Сенджу развлекаются, кроме войны и связанных с ней проблем.
Как оказалось, жизнь вражеского клана тоже развлечениями не блистала — слишком много сил отнимало постоянное противостояние. Но праздники Сенджу всё же устраивали.
— Осенью время сбора урожая, и голод никому не грозит, — Хаширама говорил негромко, и это странным образом делало хрипотцу в его голосе заметнее. — А вот весной… То, что есть силы и ресурсы устраивать праздник, означает не только, что мы выжили. Это значит, мы победили. Отвоевали у Шинигами еще один год.
— Поэтому состязание кулинаров?
— Ну, устраивать соревнование бонсаев было бы слишком жестоко, не находишь?
— Ну… Да. Столько времени зря потратить. А у нас долгое время вообще не было праздников, — вздохнул Изуна. — Разве что эпизодические — чей-то день рождения, какая-то победа… Фестиваль цветов вообще случайно зародился. У нас соседи были. Дом слева и дом напротив. Там жили парни чуть старше нас, на дух друг друга не переносили. И однажды они передрались, чуть не устроив пожар в селении и нанеся существенный ущерб друг другу. Им жутко влетело, а их родители заставили всё ремонтировать, несмотря на то, что сами всегда подогревали этот конфликт. Мне так обидно стало, но пойти помочь — это сто пудов нарваться на насмешки. И я принялся за ремонт сам. Знаешь, у любого дома найдётся, что подновить и покрасить. Мадара меня молча поддержал. И девчонки из дома напротив. Мы помогали друг другу, иногда советом, иногда инструментом… А потом, видя результат, подтянулись другие соседи…
— Это здорово, чувствовать поддержку и единение с другими, — улыбнулся Хаширама. — И чем же все закончилось, кроме всеобщего ремонта?
— А на следующий год, примерно в то же время, соседский мальчик умер. Родители их всё ещё конфликтовали, поэтому его соперник не смог прийти на похороны… И он устроил в пику всем ремонт. Я поддержал, девчонки — тоже. А скоро и весь город. Потом люди решили, что это хорошее время для ремонта и обновления — весна, ещё один прожитый год… Затем начали украшать обновлённые дома цветами, устраивать негласные конкурсы песен во время работы… Так и пошло. Наверное, никто и не помнит, с чего всё начиналось.
— Ты помнишь, — возразил Сенджу. — Этого уже достаточно, чтобы они все жили вот здесь, — рука мягко коснулась груди напротив сердца. — Чтобы здесь жили вы сами…
Хаширама прикрыл глаза, губы дрогнули, утрачивая четкость очертаний.
— Знаешь… Иногда мне кажется, что, взрослея, мы убиваем в себе нечто прекрасное. То, что заставляет нас делать глупости, смеяться от всего сердца и помогать с ремонтом вечному сопернику, с которым день назад чуть не подпалил город. Я когда-то поклялся, что не позволю себе потерять это. Не буду считать недостойными любые порывы, если они идут от души или же от сердца. Наверное… Наверное, у меня все же получилось.
Хаширама открыл глаза, обласкивая Учиху тёплым взглядом карих радужек:
— А для Мадары это сделал ты.
Изуна шмыгнул носом и бросился обниматься. На него никто никогда так не смотрел. Тепло, ласково… Понимающе. Мадара хоть и понимал всю полезность кавай-Изу для манипулирования людьми, но никогда не видел этого изнутри. Не понимал, каково это, когда быть ребёнком можно.
А Хаширама… Хаширама подтвердил, что да, действительно можно. Что не обязательно превращать сердце в камень.
Изуна разрыдался.
Хаширама обнял его, прижимая к себе, ласково, понимающе. Он даже что-то утешающее шептал и баюкал Учиху — словно и впрямь ребёнка. Но не говорил успокоиться и взять себя в руки — или же наоборот, отпустить себя и выплакаться.
А Хашираме было слишком сложно сдерживаться, да он и не пытался. Когда-то Мадару повергали в изумление его слишком открытые и искренние реакции… Как же тяжело было Изуне, когда приоткрытое сердце принимали за искусную манипуляцию. Раз за разом, снова и снова…
— Ты очень сильный, Изуна, — Хаширама шмыгнул носом. — Невероятно.
Изуна разрыдался ещё пуще. Сильным он себя совсем не чувствовал, скорее, маленькой сопливой тряпочкой. Он даже успел испугаться, что Мадара его обратно такого расклеившегося не примет. Это ж надо так умудриться…
В окно постучала птица.