Кровь в круге

В памяти он шел к бару относить пустую тарелку от винограда, его густые волосы, шея, плечи — карандаш крался по листу, выводя изогнутую нитку абриса. Плечо, рука…

«Я поеду к нему в гости, в страну, где лето.»

В первой колонке добавилось: "Лето. Брат Дженис. Танцы. История. Вино. Виноград. Немного солнца. Окна для того, чтобы их открывать".

Она обернулась, дотянулась до стены и пощупала окно — рука наткнулась на невидимое шершавое препятствие.

«Здесь нет окна. Там метр кирпича.»

На стене висели шторы, обрамляющие иллюзию окна, на самом деле, окно было заложено, давно, еще при жизни Георга 15го.

Вера вздохнула и записала в третью колонку: "Не боится министра Шена?"

Желание писать на этом листе испарилось, она взяла новый, продолжила вспоминать бал по пунктам. Из музыкальной комнаты ее утащил министр, сдал Артуру, с ним она встретила его брата, синеглазого голоса-за-дверью. И не захотела с ним танцевать, и свои услуги предложил министр. А танцевать за него пошел Линг, милашка родственник, в котором аристократической спеси было гораздо больше, чем в министре, и даже больше, чем в короле.

«Кто он такой?»

Имя Линг на чистом листе выглядело слишком скромно, казалось, что там должен быть как минимум титул в три этажа. Она дописала в скобках: "Спросить титул".

Первая колонка: "Красавчик, взрослый, милый, воспитанный, не боится короля". Подумала и дописала: "Не боится никого". Для второй колонки ничего не находилось, в третьей поселился большой вопросительный знак.

В спальне резко скрипнула кровать, от этого короткого звука сердце заколотилось как бешеное, Вера замерла, прислушиваясь. Раздался еще один короткий скрип, тихие босые шаги, стук двери ванной, шум воды. Она посмотрела на часы — сорок пять минут проспал.

Сердце постепенно успокоилось, она вернулась к записям, но поняла, что потеряла мысль, взяла чистый лист и стала опять рисовать Дженис, со спины, начиная с изогнутого в танце позвоночника, к плавно вскинутым рукам, укрытым струящейся тканью длинных рукавов, браслеты на запястьях, браслеты на щиколотках, украшения из цепей в волосах, сияющая искра крови дракона в груди, восемь лучей, двойное гало.

«Чем она тебя так зацепила, Вера?

И если дело в крови дракона, то министр Шен тебя интересует по той же причине. Как было бы просто, если бы это было так. Мечты…»

Шум воды стих. Шаги к кровати, пауза, шаги к шкафу, шорох дверцы туда, обратно, шаги к двери, от которых Веру накрыло волной тахикардии и жара без малейшей причины, просто от ощущения, что вот его нет, а через секунду он будет.

6.39.6 Приглашение в спальню

Он открыл дверь и остановился в проеме, оперся плечом о косяк.

Вера повернулась к нему — черный халат с кленовыми листьями, немного красные глаза, немного мокрые волосы, но в целом уже лучше, чем час назад. Она отвела глаза. Он помолчал и шепотом позвал:

— Вера?

Она посмотрела на него, он чуть улыбнулся и кивнул куда-то в глубину спальни:

— Пойдем со мной.

— Зачем? — Голос звучал как придушенный, она прочистила горло и сказала увереннее: — Что-то случилось?

— Не могу уснуть.

Он чуть улыбнулся и прислонился щекой к косяку, как будто уже почти лежит, весь такой котик, мягкий, томный и возмутительно неглаженный.

«Как быстро учится, гад.»

Она на секунду прикрыла глаза, собирая весь цинизм, который еще не истратила на итоги бала, открыла и прохладно спросила с долей издевки:

— Вам колыбельную спеть?

Он улыбнулся на одну сторону: "я насквозь тебя вижу, глупая Вера, ты же все равно придешь, просто потому, что ты меня любишь, ты не можешь это контролировать, а я могу, ты заранее проиграла".

Она отвернулась, он шепнул:

— Пойдем. Просто полежишь со мной, можно даже в одежде. Но лучше без. Я буду без. Спать в одежде — какое-то извращение.

— Извращение — это спать с "деловыми отношениями".

— Да ладно, все постоянно это делают.

— А я не буду.

— Вера… Пойдем.

— Нет.

— Почему?

— Потому что это неприлично, мы об этом уже говорили, не так давно.

— Но мы спали вместе после этого.

— Не по моей воле, — прозвучало громче, чем ей хотелось бы. Вера схватила карандаш, посмотрела на рисунок и положила. Министр стал ровно, гораздо прохладнее спросил:

— В чем проблема?

— Проблема в том, что в моем мире, любое общение — штука полностью добровольная, любое, от разговора по телефону до кровати. Если мне хочется поговорить с человеком, то для начала я должна сделать так, чтобы человек этого захотел, потому что иначе — это насилие. Если мне звонит человек, с которым я не хочу разговаривать, я просто не беру трубку, и никакого разговора не будет. Если человек мне пишет, я читаю письмо тогда, когда буду готова его читать, пишу ответ, и просто жду, столько, сколько понадобится, требовать ответить срочно — это наглость. Если ко мне на улице пристанет человек с разговорами, я мягко намекну, что не расположена сейчас с ним разговаривать, он поймет и отцепится, потому что если он не отцепится, я милицию вызову, и у него будут проблемы. Вы можете представить себе такой мир?

— Могу.

«Дзынь.»