Кровь в круге

— Теоретически, — прохладно уточнил он. — Что вы хотите этим сказать?

— Что ваше поведение прошлой ночью — это восемь лет тюрьмы.

Он не сдержал смешок, отвернулся, медленно глубоко вдохнул. Вера спросила:

— Смешно?

— Если честно, да.

— Очень жаль.

Она взяла карандаш, отложила лист с Дженис, взяла лист с Санджаем, подчеркнула и написала: "Over 9000".

— Вера… Я не думал, что вы так серьезно к этому отнесетесь. И я уже имел весьма неприятный разговор с Кайрис по этому поводу, она объясняет предельно доступно, я все понял, и обещаю вам, что это не повторится. Пойдем.

— То есть, когда вы изобретете что-то новенькое, мне идти с претензиями к Кайрис, услышать меня без посредников не судьба, я объясняю недоступно?

— Вера, хватит, я все понял. Пойдем.

— Вы главного не поняли — деловые отношения не включают в себя совместный сон.

Он посмотрел на бумаги на столе, усмехнулся и медленно сказал с ядовитым сарказмом:

— Ну да. Теперь вы будете совместно спать с кем-нибудь другим. Как только выберете, с кем.

— Совершенно верно. Какие-то проблемы, мон ами?

— Да.

— Вы знаете способ их решить, который устроит всех?

— Нет способа, который устроит вообще всех.

— Ну хотя бы вас и меня. Такой способ знаете?

Он молчал, Вера посмотрела на него, он смотрел на ее записи. Она невесело усмехнулась и ответила сама себе:

— Не знаете. Зачем мы тогда вообще об этом говорим? Мы уже все обсудили перед балом, у меня вопросов не осталось. То, как вы себя после этого вели, пусть будет на вашей совести, я уже поняла, что вы на мое мнение плевать хотели, и на мою репутацию, и на мое будущее в этом мире. Ваша совесть это выдержит, она тренированная. Свою я таким образом испытывать не хочу, она мне нравится чистой.

Он невесело усмехнулся, опять посмотрел на ее бумаги, тихо спросил:

— Серьезно? Ваша совесть чиста, вы уверены?

— Мы все обсудили, вы предложили мне место клоуна — я отказалась, вы сказали, что я разведена и свободна, я вас поняла, все, с этого момента я вам больше ничего не должна, я вам ничего не обещала, у нас "хорошие деловые отношения", все, закончим на этом.

— Ты же меня любишь.

Вера посмотрела на него. Он часто дышал, слегка покраснел, смотрел на карандаш в ее руке, потом посмотрел ей в глаза, с отчаянной смелостью камикадзе, с глубоким постижением и ясным пониманием бездны, которая смотрит в тебя, пока ты смотришь в нее. Это прошило ее насквозь.

— Вера? Ты любишь меня, ты пошла бить принцессу из-за меня.

— Это она меня вызвала.

— Ты меня любишь.

— Любовь… — она уронила карандаш, сжала онемевшие пальцы в кулак, попыталась изобразить жестом что-то, чего не могла уловить, тихо сказала: — Это… не решение. Не что-то, за что нужно нести ответственность. Она просто… существует, потому что возникла. Как условие мира, как… погода, как стихийное бедствие. Как дождь, он… просто идет, его никто не вызывал, и никто не прекратит. Он может случиться не вовремя, да, испортит планы. Но если планы важные, то они все равно исполнятся, несмотря на дождь, вы же сами так сделали, свадьбу из-за дождя не отменяют, ничего серьезного не отменяют. Ни один дождь не идет вечно. Когда-нибудь он закончится.

Он молчал и смотрел в пол, Вера медленно отвернулась к своим бумагам, пробежала глазами списки, испытывая одновременно отвращение и гордость.

«Если у меня хватит цинизма это закончить, я вообще что угодно смогу.»

Голос министра Шена заставил ее вздрогнуть:

— А за слова нужно нести ответственность?

Она молчала и смотрела на бумаги, он усмехнулся:

— Ну? Зачем вы это сказали, Вера? "Не надо отвечать, просто смиритесь с этой мыслью". Я смирился, что дальше?

— А теперь смиритесь с мыслью, что это не повод вместе спать.

— Не хочу.

— Не все в мире происходит так, как вам хочется.

— Все.

— Не в этот раз.

— Вы меня любите.

— Я уже жалею, что это сказала. Можете считать это фигурой речи и порывом.

— В гробу я видал ваши порывы. И прочие фигуры речи.

— Вот и разобрались. Приятных снов, — она взяла карандаш и уткнулась в какой-то лист, не видя букв. Министр с грохотом закрыл дверь, сделал пару быстрых шагов по спальне, опять открыл и сказал:

— Зачем вы меня сюда притащили?

— Зачем вы спрятали книгу Тедди?

Он отвел глаза, она положила карандаш и развернулась к министру, усевшись на стул боком, облокотилась на спинку, молча ждала ответа. Он ровно сказал:

— Потому что Артур — свинья, он обращается с редкой и дорогой книгой, как будто на помойке ее нашел.

— Я спросила не "почему", а "зачем", в моем языке это разные слова. Меня интересует цель, а не причина. Какой в вашем поступке смысл?

— Сохранить книгу, это очевидно.

— От чего?

— От Артура.

— Странная какая-то ревность.

— Это не ревность.

«Дзынь.»

— Врете.

Он усмехнулся и пожал плечами: