Кровать с золотой ножкой

На исходе недели Эдуарду удалось устроиться подсобным рабочим в мастерской весов. Получив первое жалованье, он снял себе комнату в том же доме, где находилась мастерская. Некоторое время продолжал встречаться с Карлиной, но прежняя увлеченность прошла. Их отношения затухали постепенно, как затухает лампа, когда кончается керосин. Карлина оказалась права: любви между ними не было. После таких встреч Эдуард даже испытывал что-то похожее на стыд. Через несколько лет он совсем забыл о Карлине. Вернее, вспоминал о ней с безмятежным равнодушием — что поделаешь, уж так получилось, как говорится, дай ей бог.

Лишь один раз в жизни он любил по-настоящему. Воспоминания об Элзе были незаживающей раной. И она нередко, как и многие другие раны, напоминала о себе саднящей болью. И тогда, опять как в номере гельсингфорсской гостиницы, Эдуард ощущал в своих руках летящее тело Элзы, и она звездой с высоты снова спускалась к нему.

Независимо от того, была у него над головою крыша или со всем своим добром, умещавшимся в сумке, он скитался из города в город, независимо от того, бывал он сыт или голоден, улыбалась ему удача или приходилось бедствовать, в хорошем или скверном настроении, больной или здоровый, но в ту пору Эдуард каждый день, точнее, каждую ночь изучал основы классовой борьбы и революционную стратегию.

Из массы американских рабочих Эдуарда всегда на первый план выдвигали его недюжинный ум и бойцовский темперамент. Где бы он ни появлялся, начинались забастовки, основывались лиги солидарности. Эдуард выводил на улицу демонстрантов, воевал со штрейкбрехерами, призывал латышские революционные группы участвовать в акциях левых американских организаций, собирал средства в помощь безработным, убеждал в необходимости экономических требований, проповедовал главную цель трудового народа — мировую революцию. Имя Уэйглла, вполне понятно, сделалось известным в кругу фабрикантов и предпринимателей. А это было равнозначно включению его в «черные списки». Находить работу становилось все труднее. Стоило боссам разобраться, с кем они имеют дело, как Эдварду Уэйгллу без церемоний указывали на дверь. Рослый детина — шесть футов и два дюйма — надевал на ковбойский манер заломленную шляпу и понимающе улыбался. «Good!» {3}

В странствиях от одних заводских ворот к другим сточились толстенные подметки из буйволовой кожи. От голода иногда подгибались колени. Подчас казалось, еще немножко — и совсем не станет сил даже дышать, но он упрямо сохранял надежду. Противник пока был силен. Пока противник держал за глотку и выкручивал руки. Однако Эдуард был уверен, что в этой огромной стране растут и крепнут силы, которые в конечном счете положат на лопатки всесильных денежных тузов. Снег не всегда падает сверху вниз, особенно когда метет метель. Река, выходя из берегов, течет, не считаясь с проложенным руслом. Ход истории определяется суммой логичных и алогичных следствий.

Эдвард Уэйглл работал на автомобильном заводе, принимал деятельное участие во всех начинаниях профсоюза рабочих автомобильной промышленности как широко известный, общепризнанный организатор. Правда, год спустя администрация фирмы его уволила, но это уже не имело существенного значения.

В личном плане тот отрезок жизни для Эдуарда был знаменателен его женитьбой на активистке профсоюзного движения Эмануэле Родригес. Весть о победе революции в России на Эдуарда подействовала иначе, чем он ожидал. Конечно же радовался, ходил сам не свой от счастья. И все же не мог по-настоящему проникнуться ни радостью, ни торжеством, поверить — еще вчера казавшееся мечтой свершилось! Весть, сама по себе приятная, долгожданная, своей внезапностью отвлекла его от сплочения революционных сил Америки в единую партию. Радость подтачивала мысль: «Это уже придется сделать кому-то другому».

Он нередко говорил себе: ах, если можно было бы вернуться в Латвию, если бы не нужно было прозябать в Америке! И вот открылся путь на родину. В своем письме из Латвии Петерс рассказывал о жизни в освобожденной Видземе, звал его на работу в редакцию «Цини».

В Ригу, непременно в Ригу, думал Эдуард, но время шло, возникали какие-то препятствия. Вот подготовлю эту конференцию — и уж тогда… Еще только свести счеты с раскольниками из Массачусетса и — прощай, Америка! Уже имелся план возвращения. В Атлантике немецкие подводные лодки немилосердно топили суда, кроме того, в портах Восточного побережья полиция задерживала всякого, заподозренного в намерении отправиться в Россию. Ну что ж, он с Западного побережья псрессчет Тихий океан, доберется до Шанхая. А дальше — поездом через Сибирь.