Кровавая линия

— Как, вы не знаете?! Грипп же, и потом эти комары в метро… — воскликнула девушка и с интересом взглянула на профессора в куртке и капюшоне. — Я думала, вы от комаров куртку натянули…

— Я только что с самолета… — объяснил профессор, а потом добавил: — Расскажите мне, что здесь в Москве происходит?

— Ну, вы даете! Иностранцы и то больше осведомлены! Видите, все как один нацепили повязки. Просто партия зеленых какая-то, — покачала головой девушка и предложила: — Давайте я вас зарегистрирую, а потом, если людей не будет, расскажу. Вы же у нас специалист по этим мошкам. Я думала, вы больше всех знаете… Так как вас зовут?

Профессор напрягся и проговорил снова как заведенный:

— Сечкин Леонид Прокофьевич, профессор биофака МГУ, доктор биологических наук, паспорт номер…

И он, к удивлению девушки, начал наизусть шпарить свои паспортные данные. А потом напряженно проговорил:

— Адрес… Мой адрес…

И при этом у него на лбу выступила испарина.

— Да ладно, я у нас в деканате потом перепишу. Вам же гостиница не нужна…

— Нужна! — вдруг оживился профессор. — Мне нужна гостиница!

— То есть вы хотите жить вместе со всеми в общежитии? — удивилась девушка.

— Да. Да, конечно, обязательно!

Последнее обстоятельство выбило Степана из колеи. Он растерялся. Профессор явно был не в себе. Ведь у него в центре Москвы была прекрасная трехкомнатная квартира, где он проживал со своей новой молодой женой Глашей, которую всех, кто к нему приходил, просил называть, наверное для солидности, Глафирой Сергеевной. Она работала медсестрой в поликлинике. И сам Степан не раз бывал там. И Настя тоже. То есть все это выглядело более чем странно.

Но сидящая за столиком регистрации девушка только пожала плечами и сказала:

— Ладно. Если вы хотите жить вместе со всеми, я выделю вам… — она внимательно просмотрела какую-то страничку на ноутбуке, — я закреплю за вами тридцать пятую комнату.

— Спасибо, — кивнул профессор и повторил: — Тридцать пятую комнату.

После этого девушка попросила профессора расписаться и выдала ему красивую зеленую папочку с документами.

— Здесь и программа, и сборник тезисов, и ордер на заселение в общежитие, и марлевая повязка, — объяснила девушка.

— Вы мне обещали рассказать, почему все в марлевых повязках… — начал профессор.

Но девушка вдруг вскочила и направилась туда, где у закрепленного на стене экрана столпились люди.

— Новости! — воскликнула девушка и добавила: — Сейчас сами все и узнаете!

Профессор, почему-то плотнее натянув на голову капюшон, подошел поближе к экрану. По дороге к нему обратился какой-то высокий седовласый иностранец. Он обратился к профессору по-русски, долго тряс ему руку, приговаривая:

— Добрый день, добрый день, профессор! Как дела?

Но, заметив, что профессор его не узнает, вдруг рассмеялся и уже по-английски добавил:

— В этой повязке меня мать родная не узнает!

Профессор вежливо кивнул и перевел взгляд на экран.

Показали тот самый выход в метро, где, проезжая утром, Степан видел толпу народа и телевизионщиков.

— Случилось непредвиденное, — сказала одна из корреспонденток. — На одном из перегонов между станциями машинисту стало плохо. И только чудо спасло поезд от крушения. С подробностями в прямом эфире один из свидетелей этих событий…

Но тут репортаж резко оборвался, и ведущая новостей вежливо проговорила:

— А теперь к другим новостям.

— Это опять муравьи… — произнес кто-то.

— Хотят правду скрыть. Но это им не удастся! — добавил один солидный мужчина.

— Приглашаем всех занять места в зале! — проговорила Эвелина Карловна и, заметив, что профессор Сечкин направляется в зал с дорожным чемоданом и сумкой, да еще в куртке, отвела его в сторону и предложила:

— Леонид Прокофьевич, вы бы вещи на кафедре или в деканате оставили. И курточку снимите. Я понимаю, вы прямо с самолета. Но вам же в президиуме сидеть! Выступать!

— Нет! — вдруг резко выкрикнул профессор. — Я буду выступать, но с вещами и в куртке!

— Хорошо, хорошо, — проговорила Эвелина Карловна, оглядываясь, и, заметив Степана, строго спросила: — Рыбин, что это с ним? Он же должен вести заседание и выступать…

— Я же вам говорил, он как будто загипнотизированный…

— И что он правда так выступать собирается? Здесь же не маскарад!

— Не знаю, — пожал плечами Рыбин, но, оглянувшись, заметил входящих в зал двух иностранцев, один был обвешан плакатами на английском, а другой одет в защитный костюм. Кивнув Эвелине Карловне в их сторону, Степан вздохнул: — Маскарад не маскарад, а маскарадных костюмов хватает! Пусть как хочет, так и выступает…

— Ладно, я сама открою конгресс. Пусть в чем хочет выступает. Только в президиум его не пускайте. И вообще присмотрите за ним! — попросила Эвелина Карловна и, заметив, что профессор уже прошел в зал, добавила: — Идите, идите за ним скорей!

Степан вошел в зал и присел рядом с профессором, который устроился в третьем ряду и достал из чемодана папку со своим докладом.