Только когда они вернулись домой и Делука наливал «Канадиан клаб», Патрисия призналась себе, что, как всегда, она очень аккуратно загнала себя в угол. И, как всегда, ей это не понравилось. При ближайшем рассмотрении ей показалось, что мужчина, которого выбрал Фрэнк, был не слишком чистоплотен. Не то чтобы он был грязный, но у него были грязные ногти, и Патрисия внезапно, без очевидной причины, стало совершенно ясно, что у него неприятный запах изо рта. Нервы у нее начали давать сбои, она пошла в ванную и приняла несколько таблеток валиума – «минимум три, может, четыре», – силы их воздействия она не знала, все, что она к тому времени знала, так это то, что две таблетки на нее больше не действовали. Вернувшись в гостиную, она выпила половину коктейля, приготовленного для нее Фрэнком.
Пока Патрисия ждала, что транквилизаторы изменят ее настроение, она решила, что не собирается этого делать. Позже она не могла сказать, чем именно была вызвана эта решимость, скорее всего, это была «сумма многих причин», кульминацией которой, скорее всего, стало то, как Делука и незнакомец улыбаются друг другу, как два подростка, вместе разглядывающие порнографический журнал. «Чертовы стервятники, – подумала она, – ждут, чтобы ее сожрать». Несмотря на таблетки, гнев охватывал ее все сильнее.
– Дорогой, я лучше выведу Дьюка на прогулку, – сказала она Делуке. – Чтобы он нас потом не беспокоил.
– Хорошая идея, – сказал Делука.
В спальне Патрисия сунула ключи от машины матери в карман пальто. Она не могла взять сумочку, стоявшую на кухонном столе, потому что Делука понял бы, что она задумала. Взяв поводок, она пристегнула его к ошейнику Дьюка и ушла. За дверями квартиры она заставила большую собаку лечь и прошептала:
– Жди!
Патрисия быстро пошла по коридору к лифту. Дьюк, привыкший заходить с ней в лифт, побежал к ней. Патрисии пришлось тащить его обратно в коридор, а потом бежать к прибывшему лифту. Как бы то ни было, закрываясь, двери едва не задели нос Дьюка, потом, спускаясь, Патрисия слышала, как он лает. «Если Фрэнк ее поймает, думала она, он выбьет из нее все дерьмо». Она задрожала.
Не заботясь о том, кто ее увидит, Патрисия из здания побежала туда, где была припаркована машина матери. Она не чувствовала себя в безопасности даже после того, как уехала.
Двери ей открыл Майкл.
– Привет, милый, – сказала Патрисия. – Где папа?
– Папа, это Патти, – сказал, поднимаясь по лестнице, Майкл.
В коридоре Патрисия села на лестницу, ведущую на нижний уровень. Отец с газетой в руке смотрел на нее сверху вниз с уровня гостиной. К нему в своем халате подошла Мэри. Патрисия заплакала.
– Я разберусь с этим, – сказал Фрэнк Коломбо, передавая газету жене.
– Ты, – сказал он Майклу, – иди в свою комнату и оставайся там.
Фрэнк Коломбо в носках спустился по верхней лестнице и сел на нижнюю ступеньку рядом с коридором. Теперь Патрисия рыдала как ребенок – так, как она плакала на заднем сиденье полицейской машины после ареста за мошенничество с кредитными картами. Отец взял ее руку в свою и держал, но не говорил с ней, возможно, потому, что плакала она так громко, что «все равно его не услышала бы». Она сказала, что все ее тело «сотрясалось» от сильных рыданий.
Первым, что отец ей сказал спустя несколько минут, было:
– Господи, Патти Энн, твое лицо в беспорядке…
От слез у нее потекла тушь и подводка для глаз, а закрывая лицо руками, она размазала их по щекам. Фрэнк Коломбо отпустил ее руку и встал, чтобы подняться по лестнице, но там уже стояла Мэри Коломбо, передавая коробку салфеток. Патрисия видела только ее руку, но подумала, что мать, скорее всего, начала спускаться в коридор, потому что услышала, как отец повторил: «Я сказал, что справлюсь с этим». Затем Фрэнк Коломбо вернулся к дочери, протянул ей коробку салфеток и снова сел. Патрисия, как могла, вытерла глаза, щеки и рот.
Через пятнадцать лет Патрисия не могла сказать, как долго они разговаривали с отцом, Однако не очень долго – по ее оценке, скорее всего, минут тридцать самое большее. (Убийства, вопреки почти всем гипотезам, по всей вероятности, произошли не с одиннадцати вечера до полночи, а в районе десяти вечера. Машина, громкий шум которой услышала Джорджия Брукс, а потом увидела ее перед домом Коломбо около 22:30, скорее всего, и был «Бьюиком» 1968 года с Фрэнком за рулем, автомобиль, несмотря на новый шланг радиатора, который Делука накануне сменил, все еще работал очень плохо).
Хотя Патрисия не уверена, сколько прошло времени, состоявшийся разговор она ясно помнит. Она – «просила и умоляла», – сказала она, – позволить ей вернуться домой. И отец ей отказал.