Кровавая наследница

Все вокруг померкло и притихло, пока Ана смотрела, как Рамсон разворачивается и идет к выходу. Белые плащи исчезли. По улице вновь потекли люди, но все, казалось, изменилось.

– Сделай мне одолжение, – попросил Рамсон. – Держись подальше от Белых плащей. Особенно если с ними егерь.

Когда он открывал дверь, снова зазвенел колокольчик.

– Что-то мне подсказывает, что ни у тебя, ни у девочки нет документов… уверен, ты знаешь, что бывает с теми, кого ловят.

По рукам Аны побежали мурашки, и порыв холодного ветра с улицы был в этом вовсе не виноват. Должно быть, он преувеличивает. Он говорит так, будто среди белого дня в центре империи им может грозить опасность. Но дальнейшие расспросы лишь польстят самолюбию Рамсона и обнаружат пробел в знаниях Аны, ее слабость.

– На этом месте мы на время расходимся, – сказал Рамсон. – Там, куда пойду я, не жалуют аффинитов. К счастью, дальше по этой улице Зимняя ярмарка.

Он подмигнул Мэй.

– Ты же хочешь конфетку, милая?

Мэй оскалила зубы.

– Ана учила меня не брать конфеты у незнакомых людей, – ответила она.

Рамсон выглядел уязвленным.

– Подожди, – Ана зло посмотрела на него. – Ты должен сказать нам, куда идешь.

– Ах, как мне льстит твое доверие.

Рамсон указал на безлюдный переулок, отходивший от главной улицы.

– Логово серого медведя. Там, под красной гонтовой крышей. Я не долго. Встречаемся здесь через полчаса.

Ана наблюдала, как он прогулочным шагом удалялся вниз по улице. Если бы он хотел ее предать, он мог бы просто оставить ее умирать на берегу реки в северной тайге. Ей не нравилось, что он ушел, но пришлось его отпустить.

– Ана! – воскликнула Мэй дрожащим от радости голосом. – Винтрмахт!

Перед ними открылся такой вид, что Ане показалось, будто она смотрит на миниатюрное резное изображение города в одной из рельефных картин, что ей дарили в детстве. Яркие деревянные домики нежились в золотом сиянии послеполуденного солнца, блестящая мишура украшала парусинные навесы над прилавками, на которых были разложены безделушки и лакомства, да такие, что любой ребенок запищал бы от восторга.

Что и сделала Мэй, сжимая руку Аны и увлекая ее вперед, маневрируя в толпе. Над входом висело колышущееся на ветру полотно, изображавшее голову белого тигра. Надпись на полотне гласила: Винтрмахт. Под ней был девиз Кирилийской империи: Торговля, Боги, Империя.

Зимняя ярмарка – на старокирилийском Винтрмахт – традиционно проводилась по всей Кирилии. Поздней осенью в каждом городе украшали самую большую площадь и ждали Первоснежа – дня первого снега. Ночь, когда наступал этот праздник, символизировала начало зимы и пробуждение божества-покровителя.

Зимняя ярмарка в Кирове могла соперничать с сальсковской в изобилии еды, от которой ломились прилавки, в великолепии переливающихся всеми цветами радуги драгоценностей и шелков, выставленных в витринах, в филигранности исполнения резных изображений кирилийских святых на белом золоте. В окнах булочных висели буханки в форме рыбок, а на уличных прилавках предлагали капустный суп, пироги с картошкой и мясом и ягненка на вертеле, обжаренного с оливками.

Но среди этого праздника взгляд Аны неизбежно привлек один-единственный котелок с кипящим свекольным супом, который стоял рядом с деревянным прилавком. От багровой жижи поднимался горячий пар, наполняя воздух пикантным ароматом.

В голове Аны возникла знакомая сцена, и к горлу подступила тошнота. Восемь тел, распростертых на снегу, как жуткое произведение искусства. Темная красная кровь на снегу.

Деимхов. Монстр.

– …Ана!

Ее вырвали из объятий воспоминаний о багряных реках и криках. Эти образы постепенно исчезали, а кировская Зимняя ярмарка возвращалась. Мэй дергала ее за руку. Взгляд девочки был прикован к прилавку, на котором красовались ряды яблочно-медовых открытых пирогов, хвороста и других сладостей.

Ана пересчитала в уме свои скромные накопления. Их хватало на ночлег и еду на пару дней, и Ане не хотелось тратить и медника сверх запланированного бюджета… и все же. Она вспомнила, как впервые увидела Мэй, как была поражена ее худобой. И даже тогда Мэй делила с Аной поровну свой скудный ужин, выданный работодателем. Каждый день Мэй шла полтора километра, пробираясь сквозь снег, до амбара, где она прятала Ану, и помогла ей выжить.

Мэй заслуживала всего, чего захочет.

– Пойдем что-нибудь купим, – предложила Ана, увлекая Мэй вперед, но девочка лишь покачала головой.

– Нет, посмотри, – прошептала она, указывая в пространство между прилавком и Аной. – Девочка.

Спустя пару секунд Ана поняла, что Мэй говорит о продавщице сладостей – девочке, которая едва ли была старше Мэй. На ее голову был накинут изорванный капюшон, из-под него виднелось бледное лицо и песочного цвета волосы.

– Она похожа на меня, – мягко сказала Мэй. Слова падали с ее губ, как хлопья снега, быстро тая. Она стояла неподвижно, в глазах плескался немой океан воспоминаний. – На нас.