Кровавая наследница

Ана присмотрелась. Очень внимательно. И вдруг все поняла. Сгорбленная поза продавщицы – она съежилась, как будто хотела исчезнуть из этого мира, – исходящая от нее неуверенность, граничащая со страхом. И глаза – колодцы, полные печали, как у Мэй в конце зимы.

Но в глазах Мэй всегда оставалась надежда. Прежде чем Ана успела что-то сказать, Мэй отпустила ее руку и растворилась в толпе. Ана поспешила за ней, и, догнав, увидела, как Мэй достает из кармана своего серого мехового пальто медник. Это была одна из тех монеток, которые Ана позволила ей оставить, чтобы потом купить что-нибудь вкусненькое.

Мэй осторожно взяла руку продавщицы сладостей и вложила в нее монету.

– Возьми, – прошептала Мэй, прижимая к губам девочки свой маленький пальчик. Продавщица украдкой взглянула на Ану, и этот короткий взгляд был до крайности красноречив: он выдавал вспышки гнева и волны горя, бушующие внутри. И с резкой болью пришло осознание, что Мэй увидела в этой аффинитке родную душу, что она искала свою ма-ма, когда ее взгляд упал на продавщицу сладостей.

Внезапно пироги и булочки стали казаться слишком яркими, фальшивыми, а все вокруг превратилось в бессмысленную какофонию звуков и вспышек цвета.

Словно мир, каким она его видела последние восемнадцать лет, был всего лишь оболочкой, теперь медленно расползавшейся, чтобы обнажить истинную суть вещей. Сколько раз она покупала товары у продавца, который был связан рабскими условиями договора? Скольким истощенным работой, нещадно эксплуатируемым аффинитам она махала рукой, когда они с папой приветствовали толпу, путешествуя по империи?

Кирилийские законы гласили, что трудовые отношения должны скрепляться честным договором… но они не разъясняли, какими именно должны быть условия договора. Как работодатель должен обращаться с работниками. Сколько платить. Должен ли договор подписываться по собственной воле… или возможно вмешательство посторонних.

– Постой, – тихо сказала продавщица сладостей. Она протянула руку к рядам выставленных на прилавке сладостей, выбрала одну и протянула Мэй. – Это торт «Птичье молоко». Возьми.

Ана понимала, почему девушка говорила шепотом, украдкой смотрела по сторонам и следила, чтобы никто не заметил их обмена.

Мэй, улыбаясь, откусила первый кусочек. Ана отдала бы все златники мира, чтобы увидеть подобную улыбку на губах девочки еще раз.

– Вкусно, – сказала Мэй, протягивая ей кусочек торта.

Ане сложно было улыбаться, и виной тому поселившееся в ее душе осознание, от которого веяло холодом.

– В детстве это был мой любимый десерт, – сказала она, вспоминая о Юрии с его угольно-серыми глазами, которые горели, когда он приносил еще горячие сладости с кухни для нее и Луки. – Доедай.

Лицо Мэй просияло.

– Мне нравится твердый коричневый слой, – сказала она, отвлекаясь от торта.

– Это шоколад, – продавщица наблюдала за Мэй, и ее глаза едва заметно улыбались. – Он сделан из нандийских какао-бобов.

– Эй!

Через толпу пробирался укутанный в меха мужчина. Он впился взглядом в Мэй. Лицо продавщицы сладостей стало белее мела.

– Она заплатила? – сердито спросил господин, подбегая к ним. Казалось, он был готов вырвать торт из рук Мэй.

Ана не выдержала.

– Не смейте ее трогать, – прорычала она.

В глазах мужчины мелькнул яростный огонь, он повернулся к продавщице, следившей за ним с выражением ужаса на лице.

– Сегодня я все пересчитаю, и если я узнаю, что ты воруешь… – Он понизил голос и прошипел: – Ты получишь по заслугам, ведьма.

– Ана, – голос Мэй дрожал, она настойчиво тянула руку Аны, уводя ее от прилавка. – Нам нужно идти. Здесь мы ничем не поможем. Прошу.

Ана нерешительно пошла за Мэй. На ее сердце было неспокойно от того, что она отвернулась и оставила человека в беде. Человека, отличавшегося от всех прочих данной ему силой родства, которая сделала его изгоем. Человека, так похожего на нее.

Раздался крик – Ана и Мэй развернулись посмотреть и застыли на месте. Вместе с прочими зеваками они ахнули, когда мужчина наотмашь со всей силы ударил юную продавщицу сладостей.

Похожий на свист кнута, звук удара разлетелся эхом по площади. Продавщица попятилась и упала на аккуратно разложенную на прилавке сладкую выпечку.

Ану охватила белая ярость. Она была принцессой Кирилии. Раньше подонки вроде этого мужчины кланялись ей. Раньше ей было достаточно сказать лишь слово, и ему пришел бы конец.

Это время прошло, но Ана все еще могла поступить правильно.

– Прошу, мессир, – умоляла аффинитка.

Но он снова занес руку. Ана потянулась к нему своей силой родства. Она умела лишь тянуть и рвать, но сейчас, используя всю свою силу до последней капли, она приказала крови в его теле оставаться на месте. Несколько секунд мужчина стоял неподвижно, с поднятой рукой. На его лице чередовались выражения паники и злости. Он начал задыхаться, глаза его закатились. Когда Ана отпустила его кровь, его тело упало на землю, как мешок с картошкой. Толпа охнула. Изо рта мужчины доносился пугающий свист.

– Ана, – взвизгнула Мэй. – Нам нужно уходить, пока не…