Кровавая свадьба

Если бы можно было так просто смыть все. В ванной она каялась, винила себя во всем. Не зная Марата, оскорбляла его на свадьбе, а ведь сама дала согласие выйти за него замуж. Какое-то уродливое слово — замуж. А Марату зачем все это нужно? И Света злилась, не понимая ни его, ни себя.

Потом пила на кухне кофе, приготовленный Маратом, и думала, искоса наблюдая за ним, что, в сущности, он неплохой человек, а она хамка.

Несколько дней спустя Федор принес новость, которую Света едва пережила. Марат открыл дверь, а тот сразу и выпалил:

— Прошлой ночью в камере повесился Егор.

— Тише! — шикнул Марат. — Светке ни слова…

Поздно. Она вышла из комнаты как раз при сообщении. Марат уже знал, что делать при истерике, не отходил от нее ни на шаг, нянчился с поразительным терпением. Накачанная транквилизаторами, Света отключалась, приходя же в себя, снова билась в истерике, обливаясь слезами.

Вечер. Герман у телевизора, вглядываясь в людей, водил авторучкой по экрану, чтобы не пропустить ни одной детали. Рита, лежа на боку, долго не сводила с него глаз. Невыносимо.

— Ты хочешь найти убийцу по записям? — поинтересовалась она.

— Возможно.

— Думаешь, он позволил себя снять?

Последнее время все, что отвлекало, мешало сосредоточиться, раздражало его. Он резко развернулся к ней, жестко сказал:

— Я хочу найти того, кто убил отца. Не знаю, как найду и где, но пока не изучу пленки, не успокоюсь. Убийца мог допустить ошибку, его могли снять случайно, мало ли… Неужели не понятно? Ты бы лучше поплавала в бассейне, чем мне…

Прервал его телефон. Рита взяла трубку, услышав взволнованный голос Марата, протянула ее Герману.

— Ну, что там еще стряслось? — проворчал он, вставая.

Несколько секунд спустя Герман стал бледным, на лбу выступили мелкие капли пота. Он нажал на рычаг, потом положил трубку на аппарат, сел на кровать, растирая пальцами лоб, руки у него дрожали. Рита беспокойно спросила:

— Что? Со Светланой?.. Господи, Герман, не молчи.

— Звонил Марат… — выдавил он.

— Это я знаю. И что?

— В камере повесился Егор.

Пауза зависла долгая. Рита, онемев от ужаса, разводила руками, открывала и закрывала рот. Она чувствовала, что должно произойти еще что-то страшное, и вот глыба, висевшая над ними, обрушилась разом и давит, давит… Когда прорезался голос, Рита растерянно пролепетала:

— Повесился… Как? У них же все отнимают — шнурки, ремни…

— Порвал футболку и сплел жгут.

— Ты говорил, с ним ничего не случится. Ты говорил — остальное приложится. Что приложилось? Мальчик погиб. Повесился… Как страшно!..

— Замолчи!!! — взревел Герман, подскочив, ибо упрек был справедлив, имел прямое отношение к нему. — Что я мог сделать? Что? Что?

— Не знаю! Он не убивал, сам знаешь. Почему ты не помог ему? — Рита перешла на крик. — Он ведь один у матери. Почему ты не внес залог, чтоб Егор не оставался там? Ты должен был что-нибудь сделать, хотя бы попытаться! Но ты… ты ничего не сделал!

Герман в бешенстве ходил по спальне, отшвыривал стулья, попадавшиеся на пути, пнул кресло, бил кулаком в стену. Едва она закончила, прорычал:

— Разве я думал, что этим кончится?

— А ты вообще когда-нибудь думаешь? Не пробовал подумать о других, каково тем, кто рядом с тобой находится? Нет! Ты и твой отец только о себе пеклись!..

— Не трогай отца!

— Ах, вот как! Не трогай! — Она стала напротив Германа, похожая на драчливого петуха. — Значит, когда меня Феликс заставил прийти на свадьбу изображать твою беззаботную подружку после всей грязи, пригрозив, что уволит меня в случае неявки, что работу я в этом проклятом городе больше не найду, — это нормально, да? Светку вы заставили выйти замуж, чтоб отмазать тебя от тюрьмы, — тоже в порядке вещей? Теперь мальчишка заплатил жизнью за твою прихоть, так как тебе надо найти настоящего убийцу, но для этого ты решил подержать парня в тюрьме, — а вас трогать нельзя? Вы кто? Кто вы такие, что взяли себе право играть людьми? Да, ты прав: любой мог убить Феликса, любой, кому он перекрыл кислород и изгадил жизнь.

Герман ударил ее по щеке. Он не выдержал. Он был оскорблен и уязвлен. Рита замерла, на секунду зажмурившись, потом с достоинством сказала, улыбнувшись:

— Когда нет других доводов, распускают руки. Что, рабыня вышла из повиновения? Так вот, дорогой, я твое величество сносить больше не намерена. — Она поставила на кровать баул, побросала туда вещи, которых, к счастью, оказалось немного. Быстро переоделась. — За полтора года мы прошли все этапы супружеской жизни. Хватит.

— Что ты собираешься делать? — растерялся он.

— Я ухожу. Навсегда. И больше ко мне даже не приближайся!

— Не смей… — Герман вырвал из рук Риты баул.

— Что?! Ты запрещаешь мне уйти? А кто ты такой? Муж? Всего-навсего любовник, который надоел мне до смерти. Отдай! Мне давно следовало вычеркнуть тебя, но я надеялась, что ты изменишься. Глупо. Для тебя существуют только твои интересы. Ты считаешь, что имеешь право на самолюбие, гордость, достоинство, а мне отказываешь в элементарном — в уважении. Отдай баул!

— Не отдам. Рита, нам же хорошо вместе…