Кроваво-красная машинка

Дом пропах прогорклостью, гнилым деревом, затхлыми ковриками. Вонь так и стояла в горле. Я выхватил фонарик из рук Катрин и провел вокруг его лучом. В гостиной стояла какая-то мебель, почти развалившаяся.

— Но Катрин, в этом доме давно никто не живет!

Она уже взбежала на лестницу.

— Сюда, сюда, Нильс! Ой, ну и вонища! Быстрее сюда! Я ничего тут не вижу…

Я перепрыгнул сразу несколько ступенек.

— Что за безрассудство, Катрин! Этот особняк не сдается внаем. В запустении весь квартал.

Но Катрин упрямо поднималась наверх.

— Под самую крышу? — спросила она.

— На чердак, — уточнил я, все больше и больше тревожась.

Дверь на чердак была приоткрыта, словно тут кто-то ждал нашего прихода.

— Посветите мне! — крикнула Катрин. — Здесь уже совсем темно.

Я подошел поближе и прошептал:

— А вы ничего не слышали?

— Да чего? Вы нервный, как сиамский кот.

Она взяла у меня из рук фонарик и вошла.

Я остался на пороге, не в силах ни вернуться, ни пойти вперед. Я очень отчетливо расслышал шум на нижнем этаже, какой-то шелест, шорохи. И почувствовал, что рядом с нами кто-то есть. Я позвал:

— Катрин!

Крик ужаса прозвучал в ответ. Волосы на моей голове стали дыбом.

— Господи боже мой, Катрин!

Я бросился ей на помощь, споткнувшись обо что-то по дороге и выбросив руки вперед. И тоже вскрикнул, как и она. Катрин светила фонариком на человеческую фигуру, раскачивавшуюся прямо перед нами.

— Манекен, — пробормотал я.

Манекен, одетый с иголочки, будто сошедший с витрины модного магазина, болтался, подвешенный на крюке. Зловещая шутка.

— Ничего мы не найдем здесь, Катрин. Умоляю вас, пойдем отсюда.

Вдруг Катрин с силой сжала мое плечо.

— Нильс!

Я услышал. Это был самый страшный звук, какой я только мог услышать в этих местах. Тук, тук. Трость!

— Сумасшедшая, — вырвалось у Катрин.

Нет, нет, не она. Это он. Седые волосы «в артистическом беспорядке», черный костюм, зловещий силуэт. Тук, тук — и вдруг этот звук наполнил меня до краев.

— Быстрее же, Нильс, пойдемте!

Что? Пойти к нему, увидеть его, коснуться!

— Да скорей же, Нильс! Сейчас она запрет дверь…

Дверь закрылась. Поворот ключа, еще один. Потом лязгнул железный засов. Катрин бросилась к двери и принялась изо всех сил молотить по ней кулаками.

— Откройте, откройте!

С той стороны двери в ответ раздался смех — дребезжащий смех, хохоток безумной, наконец вернувший меня к реальности. Нас только что заперла здесь мадам Лакруа. Тук, тук. Она спускается вниз, ступенька за ступенькой, отяжелевшая, не в своем уме. Она удаляется, уходит, ухмыляясь, уже совсем невменяемая. Оставив нас на улице Распятия, в нежилом брошенном особняке, на чердаке. Пленниками. Катрин стучит в дверь руками и ногами. Я кладу ей руку на плечо.

— Успокойтесь. Это не поможет.

Страх отпустил меня.

— Поищем выход, Катрин.

Выйти через дверь нечего было и думать. Замок и железный засов закрыты, древесина плотная и толстая.

— Здесь должно быть слуховое окно, — пробормотал я.

Действительно, было одно окно, слева от манекена-висельника, вне пределов досягаемости и к тому же заделанное фанерными планками. Я совсем приуныл.

— В любом случае, — тихим дрожащим голоском произнесла Катрин, — это всего лишь вопрос терпения. Кончится тем, что обо мне забеспокоятся дома…

— А разве кто-нибудь знает, где вы?

— Конечно. Соланж.

Я вздохнул. Сколько часов нам предстоит провести в этом месте? Пока нам светит фонарик, все еще терпимо. А когда батарейки начнут садиться…

— Я хочу пить, — сказал я.

— Ох, Нильс, да ведь мы здесь не больше десяти минут, — возразила Катрин.

— И еще я задыхаюсь. Здесь не хватает воздуха. Такое чувство, будто мы остались в мертвецкой после того, как все работники морга разошлись по домам.

Я задрожал от собственных слов. Мне представилась Катрин, распростертая на земле, разложившаяся, как принцесса Ларция. Катрин резко осадила меня:

— Да замолчите же наконец!

Я хотел было еще пожаловаться, как вдруг звук заставил нас обоих застыть. Тук, тук.

— Она не ушла, — прошептала Катрин.

Этот звук сводит меня с ума. Мне тринадцать лет. Он поднимается по лестнице, опираясь на трость. Чего он от меня хочет? Поддержать меня или уничтожить?

— Она снова спускается, — шепнула Катрин.

Я закрыл лицо руками. Он ненавидит меня за то, что я знаю. Надо убить того, кто знает. Сколько часов я смогу продержаться, слыша этот звук, воскрешающий все образы прошлого?

— Какой вы впечатлительный! — сказал мне Катрин. — В конце концов, это всего лишь старуха.

— Но что она здесь делает?

— Она воспользовалась отсутствием своих постояльцев, чтобы возвратиться…

— На место своего преступления, — закончил я. — Катрин, в этом доме давно никто не живет, и я уверен, что мадам Лакруа оказалась здесь не случайно. Мы угодили в ловушку.

— Но Соланж уж точно не могла сказать своей матери, куда мы пойдем этим вечером. Какая глупость!

— Соланж могла сказать об этом кому-нибудь другому, тому, кто ее знает и хорошо знаком с ее матерью… а может быть, и с вами…

Молчание. Катрин размышляла, сомневаясь. По ее остановившемуся взгляду я догадался: она поняла.

— Жан-Мари, — сказала она очень тихо.