Кроваво-красная машинка

По моему лицу пробежала недовольная гримаса. Решительно, мне не нравился этот господин.

— Ваш жених знаком с мадам Лакруа?

— Еще бы! Я говорила вам, что до нашей встречи у Жана-Мари была другая подружка. Это Соланж. Сейчас они иногда снова встречаются, чтобы сыграть партию-другую в теннис. Должно быть, в это время Соланж и рассказала Жану-Мари о моей грядущей поездке. Жан-Мари иногда навещает мадам Лакруа. Но зачем ему было ей говорить…

Я предоставил Катрин самой разбираться в своих предположениях. До сего дня именно она вовлекала меня в свою охоту за тайнами. Но мы предпочитали разные методы. Мне нравилось скорее воображать, нежели умозаключать… воображать даже невообразимое. С нижнего этажа снова донесся стук трости. Я прислушался. Тюк-тюк. Да возможно ли такое, не ошибаюсь ли я?

— Вы слышите, Катрин?

— Да. Она там, внизу.

— Вам слышится «тук, тук» или «тюк, тюк»?

Катрин с тревогой взглянула мне прямо в лицо.

— Что вы сказали?

— Да я про стук, это «тук, тук» или…

— Я вообще слышу только «бум-бум», — пошутила Катрин.

— «Бум-бум»? Но не «тук, тук»?

Катрин смотрела на меня так, будто я сам был слегка бум-бум. А ведь если стук звучал как «тюк, тюк», если я верно вообразил себе то, что происходит внизу, — тогда наше положение становилось по-настоящему угрожающим. Но не стоило пугать Катрин раньше времени.

— Отсюда нужно выбираться, — сказал я, вновь чувствуя прилив энергии, раз уж сражаться с прошлым больше не требовалось.

Я принялся методично обследовать чердак. Вокруг было много манекенов, одни с головой, другие без; очень старые швейные машинки и несколько скатанных рулонов ткани. Я стал их разворачивать.

— Что вы делаете? — спросила Катрин.

— Веревку. Помогите же. Мы порвем ткани на полосы и свяжем их.

— Вы просто в юности начитались комиксов про Тинтина…[6]

Кажется, Катрин не заразилась моей жаждой деятельности, но помогать все же стала. Вскоре у меня была готова длинная толстая веревка, украшенная несколькими узлами.

— Мне понадобится что-нибудь тяжелое, — пробормотал я, озираясь вокруг.

До меня долетел странный звук, сухой и жесткий, словно трескалась древесина.

— Упало что-то из мебели? — предположила Катрин.

Фонарик еще светил, но уже еле-еле. Скоро мы очутились в полной темноте. Действовать надо было быстро. Воздух раскалился так, что дышать становилось трудно. Снова звук треснувшей древесины.

На верстаке я заметил допотопные гиречные весы. В ящичке еще оставалось несколько гирь. Я выбрал одну, весом в 500 граммов, и привязал ее к концу веревки.

— Во что это вы играете? — поинтересовалась Катрин.

— Да вы же сами сказали: в Тинтина. Посторонитесь-ка. Я прицелюсь.

Я рассчитывал закинуть гирьку за крюк, на котором висел манекен. После двух безрезультатных попыток, с третьего раза гиря повисла в воздухе, обмотавшись вокруг шеи манекена. Я несколько раз потянул за веревку. Казалось, она закрепилась как надо.

— Но не полезете же вы? — забеспокоилась Катрин.

— Еще как полезу.

— Да зачем же? Слуховое окно закрыто, заколочено!

Не отвечая ей, я ухватился за веревку обеими руками.

— Спускайтесь, или вы поранитесь! Нильс, вы что, не слышите? Гиря сейчас оборвет веревку, смотрите же… Она не закрепилась.

И, словно в подтверждение правоты ее слов, гиря оторвалась, и я тяжело грохнулся оземь.

— Вот видите…

— Что за идиотка, — завопил я, — стоите тут с довольным видом и не понимаете, что происходит! Здесь ненормальная жара. Хлопки и треск, которые вы слышите, издает горящая древесина! Поймите, она подожгла дом!

Катрин округлила испуганные глаза. В любом случае, щадить ее нервы уже не было времени.

— Еще несколько минут, и дым повалит снизу, из-под двери. Мы изжаримся или задохнемся.

Катрин подобрала гирю, снова привязала к веревке, прицелилась в крюк, метнула.

— У вас получилось…

Потихоньку отпуская веревку, она спустила гирю до пола.

— Год стрельбы из арбалета, два года стрельбы по летящим тарелкам. Лезьте наверх.

— Вы сногсшибательны. Я никогда еще вам этого не говорил?

По веревке я вскарабкался вверх, до крюка, и достал из кармана тот самый перочинный ножик, который ношу с собой с тринадцати лет. Помогая себе левой рукой, я смог добраться и до слухового окна.

— Осторожнее с осколками, Кати! Я разбиваю стекло.

Стекло разлетелось вдребезги. С той стороны обнаружилось что-то вроде деревянного ставня, он был приколочен снаружи, но не накрепко. Чтобы частично поднять его, мне потребовалось несколько минут.

— Нильс, — шептала Катрин, — мы горим…

Огонь уже пожрал лестницу, хрипел за дверью. Чердак понемногу заполнялся дымом.

— Я вылезу на крышу, — сказал я. — Лезьте за мной, наверх!

Я схватился за край слухового окна. В ладонь больно впился осколок стекла. Но не было времени уделять внимание таким мелочам. Я с трудом протиснулся наружу. Вслед за мной по веревке карабкалась вверх Катрин. Вдруг я услышал крик. Я наклонился внутрь, выглянув из слухового окна.

— Катрин! Что там с вами?

Она вставала с пола, потирая ягодицы.

— Да я шутки ради узелок развязала!

Она вновь завязала распустившийся узел, взяла гирьку и прицелилась, чтобы попасть в крюк.

— Мимо, — прошептала она.