Кроваво-красные бисквиты

– А может, и хорошо, что не взял, я бы им все одно не смог воспользоваться! – запел в свое оправдание Кочкин.

– Может, ты и прав, ну ладно, пошли.

Когда сыщики выбрались из сарая, солнце уже стало медленно склоняться к западу, но жара по-прежнему сохранялась. Нападавшие молча сидели, прислоненные к глухой стене дома. Начальник сыскной вынул револьвер и, передав Кочкину, сказал:

– Ты их покарауль, а я сейчас, – после этих слов фон Шпинне перемахнул забор и исчез из виду. Однако ненадолго. Вскорости он вернулся, волоча за собой мальчика Петю. – Чуть было не забыл, что есть еще и третий подельник, принимай!

Фома Фомич поднял мальчика и передал через забор Кочкину.

– Вот теперь все в сборе… – начал барон, но мальчик плаксиво перебил его:

– Дяденька, отпустите меня, я домой хочу, к маме…

– К маме, вот как ты запел, засранец. Но я думаю, недолго тебе без мамы быть, она и сама вскорости сюда пожалует, узнать, как все получилось. Верно, Анисим? – начальник сыскной обратился к бородатому. Тот удивленно посмотрел на него и спросил, все еще держась за горло:

– А откуда вы знаете, как меня зовут?

– Да вот догадался. Я только не могу понять, кто это? – начальник сыскной указал на второго нападавшего.

– Это брат жены, свояк, стало быть! – без увертки ответил Анисим.

– Ну и давно вы этим делом занимаетесь?

– Недавно, сегодня вот в первый раз…

– Понятно, начинающие. Должен заметить, что начало у вас не задалось…

– В следующий раз получится, – проворчал Анисим.

– Следующего раза не будет! – уверенно сказал ему Фома Фомич.

– Ну, это как посмотреть…

– А ты как ни смотри, следующего раза не будет, потому что вашему преступному промыслу пришел конец. – И Фома Фомич нарисовал пальцем в воздухе крест. – Если ты, Анисим, ожидаешь помощи от своего покровителя Померанцева Никиты Станиславовича, то напрасны твои чаяния, нет у тебя больше такого покровителя!

– А вы кто такие? – с испугом глядя на фон Шпинне, спросил Анисим.

– Мы-то, мы радетели за порядок и спокойствие государства Российского. А ты, бородач ублюдочный, все норовишь от него, от государства нашего, что-нибудь себе отломить, поживиться, а такие, как Померанцев, тебе в этом помогают. И не можете головами своими тупыми понять, что вреда от таких, как вы, во сто крат больше, чем от внешнего врага. Я же так понимаю, что никакой это не грабеж. Вы зачем на людей нападали?

– Из лихости да из озорства…

– Понятно, – проговорил начальник сыскной и, обернувшись к Кочкину, спросил у того: – Ты как, оклемался?

– Да, Фома Фомич, все нормально. Шея еще побаливает, но это пустяки…

– Хорошо, тогда бери этого озорника, – он указал на бородача, – и тащи в сарай, в рот ему кляп, и спеленай так же, как он тебя. Пусть пока там полежит, а мы со свояком потолкуем…

Анисим что-то хотел сказать своему подельнику, но Кочкин был начеку и остановил его точным ударом в солнечное сплетение. Бородач задохнулся и, сложившись вдвое, завертелся на земле.

– Что, брат, не нравится? – наклонился над ним Кочкин. – Привыкай, теперь всегда так будет!

После того как Кочкин отвел Анисима в сарай и упаковал его там, как чайный тюк, начальник сыскной велел ему запереть в сарае и мальчика. А чтобы тот не развязал бородача, попросил Кочкина связать мальчику руки за спиной.

– Как зовут? – глядя на второго разбойника, спросил фон Шпинне.

– Никифор, – ответил тот, поглаживая освобожденными руками ушибленные ноги.

– Я с тобой, Никифор, не стану играть в кошки-мышки, скажу прямо: у тебя только два пути, понимаешь, два! – Фома Фомич поднял левую руку и показал Никифору два пальца. – Первый путь – ты мне все рассказываешь, потом я тебя отпускаю на все четыре стороны и забываю о тебе, как будто тебя и не было. Второй – ты молчишь и попадаешь в острог. После – каторжные работы. Где, не знаю, выживешь ли? А ты ведь еще молодой, тебе жить да жить, девку крепкотелую найти, детишек с ней нарожать, да мало ли на свете еще каких радостей… Итак, выбирай, только долго не думай, потому как времени на донышке осталось.

– Я все расскажу… – глухо проговорил Никифор.

– Ну что же, здравый смысл восторжествовал, рад это слышать. Рассказывай!

– А чего рассказывать-то?

– Я буду задавать вопросы, а ты на них просто отвечай, хорошо?

– Хорошо.

– Вот и замечательно. Первое, о чем я тебя хочу спросить, это об исправнике Померанцеве. Он знает о ваших делах?

– Анисим Петрович сказывал, что знает. Сказывал, что Никита Станиславович подсказки порой делает…

– Какие еще подсказки?

– Ну, кого можно, а кого нельзя трогать…

– Вот как! Значит, вы еще не всех трогали?

– Нет, не всех. Ежели, скажем, мужик крестьянский, который место тут ищет, мы и сами могли, а ежели человек балгородный, то непременно у Никиты Станиславовича нужно дозволения испросить.

– Балгородный? Это еще что за чудо? Ты, наверное, имел в виду – благородный?

– Да-да, – закивал, заторопился свояк, – благородный!

– Послушай, Никифор, а какой прок крестьян грабить, да еще тех, кто работу ищет? Что с него, кроме портянок, взять-то?

– Так мы и не грабили их вовсе…