Кроваво-красные бисквиты

– Ой, кто к нам пришел? Тальянец, а мы тебя тут с самой зорьки ждем, все глаза сглядели. Где, думаем, краса наша ходит…

Горничная взяла пакет левой рукой, а правой изловчилась чертовка и быстро ущипнула Марко за щеку. Да так сильно, что мальчик вскрикнул и, ухватившись за больное место, отпрыгнул назад.

– Ты что это, совсем? Я вот пожалуюсь господину Джотто, а он пожалуется Михаилу Федоровичу, получишь тогда по первое число… – выкрикнул мальчик, обнаруживая при этом звонкий чистый голос.

– Пожалуйся! Обязательно пожалуйся! И господин Джотто пускай пожалуется! Уж больно охота получить по первое число! – не проговорила, пропела горничная.

Но Марко ее не слушал, он уже бежал на Почтовую, чтобы выполнить следующую доставку.

В это утро, как рассказывала на допросе судебному следователю Алтуфьеву горничная Варвара, все с самого начала пошло не так…

– Как не так? – спросил следователь, он допрашивал Канурову в своем кабинете на втором этаже судебной управы.

– Ну… – горничная вскинула глаза к потолку, – поначалу, когда проснулась… – она почесала конопатый нос, – то живот скрутило, сильно скрутило, так сильно, что разогнуться не могла…

– Дальше что? – холодно спросил следователь, глядя пронзительными светло-голубыми глазами. Яков Семенович Алтуфьев, тридцати четырех лет от роду, был человеком опытным, потому как состоял в этой должности более десяти лет и за эти годы перевидал всяких людей. Горничная Скворчанского не была для него загадкой. Он, как ему казалось, видел ее насквозь.

– Дальше отпустило, потом с приходящей кухаркой, царствие ей небесное, – горничная встала со стула и перекрестилась на висевший за спиной следователя портрет государя-императора, – поспорили…

– О чем был спор?

– Да из-за голубенькой тарелочки.

– И что?

– Ну, покойница, оно хоть и нельзя плохого говорить, а я все ж скажу, бывало, била посуду. Била, но всегда сознавалась, а тут ни в какую. Не я, и все, да еще меня давай обвинять. Вот и поспорили.

– Дальше!

– Поспорили, потом помирились, шут с ней, думаем, с тарелкой этой, у Михаила Федоровича… – Горничная снова перекрестилась и шепотом добавила: – Денег много, еще купит…

– Отчего вы говорите шепотом? – спросил следователь.

– Так ведь, эта, чтобы Михаил Федорович не услыхал…

– Михаил Федорович Скворчанский, по вашим же словам, мертв! Поэтому услышать вас он не может. Говорите нормально! – строго сказал Алтуфьев.

– Покойники, ваше благородие, они получше живых слышат… – тихо проговорила Варвара и повела глазами из стороны в сторону.

Следователь знал: предрассудки и суеверия – вещь сильная, и просто запретом их не победить. Иногда свидетели даже переставали давать показания, опасаясь, что будут за это наказаны духами. Поэтому Алтуфьев повел свою речь иначе:

– Михаил Федорович, он уж, наверное, на небесах. У него сейчас другие заботы, какие, не знаю, но уж точно не ходить по судейским кабинетам.

– Нет, – отрицательно мотнула головой горничная, – он не на небесах. Он, ежели знать хотите, и вовсе туда не попадет!

– Почему?

– Потому, – тихий голос Варвары стал еще тише, она поманила рукой следователя, – потому что он…

– Что? – Алтуфьев тоже заговорил шепотом и про себя чертыхнулся.

– Потому что он, – горничная сделала глубокий вдох и на выдохе прошипела: – Мертвяк!

– Покойник?

– Нет, мертвяк. Покойники – это те, кто своей смертью умирают и в свой срок. А Михаила Федоровича отравили, и он стал мертвяком. А они на небо не попадают, они никуда не попадают, души их неупокоенные тут, промеж нас, ходят. – Горничная обвела кабинет следователя руками, глаза ее сделались больше медных пятаков. – Просто мы их не видим, потому как зрения у нас такого нету, а вот чувствовать чувствуем или слышим. То где-то что-то стукнет или вдруг ни с того ни с сего ветром подует, глядь, а окна-то закрыты…

Алтуфьев почувствовал, как какое-то легкое дуновение коснулось его левой щеки и вздрогнул. Про себя подумал: «А ведь нагонит девка глупая страху, пора с этим заканчивать!» Вслух же успокоительно сказал:

– Хорошо, говорите шепотом. Итак, вы поспорили с кухаркой, потом помирились, что было дальше?

– Потом пришел мальчонка этот – Марко, посыльный от Джотто. Принес пирожные…

– Он принес их вовремя, не опоздал?

– Нет, точно в назначенное время. Я нарочно на часы в передней поглядела, было двенадцать минут девятого.

– Продолжайте.

– Взяла я у него пакет…

– Этот мальчик не показался вам каким-то странным, встревоженным?

– Да нет! – сразу, не думая, ответила Варвара. – Он был таким же, как всегда. Ну, может…

– Что? – спросил, точно выстрелил, Алтуфьев.

– Да нет, ничего, – отмахнулась горничная, – это я уж после всего случившегося сама придумываю, был обычным, как всегда. Взяла я, значит, пакет, посыльный убежал. Смотрю, а ленточка на узел завязана…

– И что с того? – не понял Алтуфьев.

– Ну как же? Всегда ленточки на пакетах бантиком завязывали, а тут узелок, да еще и затянутый. Я и огорчилась, вот, думаю, баба невезучая…

– Почему?

– Ленточку пришлось ножнями резать, а в тот день как раз моя очередь была.

– Ваша очередь резать ножницами?