— Кажется, моя дорогая сестра ошиблась, — Спикер заговорил прежде, чем Корнелий открыл рот, — Наши главные враги — Мораг Тонг, а легионеры лишь досадная помеха.
Аркуэн яростно сверкнула глазами и обратила взгляд на Анголима, ища поддержки, но тот после краткого раздумья только пожал плечами.
— Твой брат прав. Но все-таки вера в Девятерых противоречит тому, что мы делаем, — босмер посмотрел на Корнелия едва ли не по-отечески покровительственно, как будто бы ругал его за незначительный проступок, а не судил. Обманчивое впечатление: за годы знакомства со Слушателем Лашанс уже не раз становился свидетелем, как после долгого допроса Анголим, не меняясь в лице, отдавал приказ о казни.
— Я могу все объяснить, — глаза Корнелия зажглись огнем, и лицо преобразилось, просветлев, и исполнилось вдохновения, слишком опасного для этого места, где любое неосторожно сказанное слово подписало бы ему приговор. Особенно теперь, когда его жизнь и без того висела на волоске.
— Позвольте заметить, что это лишнее. Мы не Мораг Тонг, чтобы вменять своим людям в вину их веру.
— Уже третий иноверец-предатель. — Аркуэн зло сощурила и без того небольшие глаза, и Алвал Увани кивнул, молчаливо выражая поддержку ее словам. Не то чтобы неожиданно — данмер открыто заявил о своем намерении разобраться с предателями, но от этого не менее неприятно.
— Я готов снова поклясться...
— Молчи, — "Молчи, идиот, еще одно слово про Девятерых, и тебя не спасут даже они", — ты уже и так рассказал все, это записали, как и слова свидетелей.
— Может, он хочет в чем-то признаться. — алые глаза Увани посмотрели с вызовом и неодобрением, и в них читалось все то же непреклонное стремление искоренить скверну предательства. Любым способом, в этот раз он едва ли выступит против Очищения, если кто-то снова заведет о нем речь.
— Я раскаиваюсь в том, что сделал. И прошу прощения, хотя это никогда не искупит моей вины... — Корнелий глубоко вдохнул, унимая пробежавшую по телу дрожь и обращая взгляд на судей, — Если вы считаете, что так будет лучше, то убейте меня, вы...будете правы... только не трогайте остальных, они невиновны, нет никакого заговора...
— Прикрывает своих? — Аркуэн подалась вперед, как почуявший легкую добычу хищник, и свет, отраженный ее зрачками, уподобился пламени Обливиона.
— Это всего лишь забота о братьях и сестрах. — Ж'Гаста неохотно поднял голову от бумаг, — Возможно, он и правда ошибся. Какой ему был смысл убивать того парня? Мы уже говорили об этом: если бы хотел, сбежал бы, а не вернулся бы в убежище.
— Пытка дала бы результат. Я уже говорила, что готова сама сделать все необходимое, чтобы он заговорил, но вы почему-то сочли нужным поверить его клятвам, подкреплением только именами ложных богов.
Краем глаза Спикер увидел, как на исхудавшем лице бретона выступили багровые пятна — верный признак того, что мальчишка готов с самоубийственным пылом защищать свою веру. Цены бы ему не было, если бы он умел молчать и смирять свои рыцарские порывы...
— Под пыткой человек признается и в том, чего он не совершал. Особенно под твоей, дорогая сестра.
Аркуэн, воспринявшая это как комплимент, польщенно улыбнулась и милостиво позволила ему продолжить.
— Харберт передавал приказ Корнелию. — Лашанс заметил, как норд нервно вздрогнул, подняв голову и окинув взглядом зал, как будто бы искал кого-то, но так и не нашел, и напрягся, сцепив на коленях руки со сбитыми костяшками. Харберт явно не ждал обвинений, слишком много уверенности в нем было с самого начала, и сейчас с трудом сдерживался, чтобы хранить чуждое ему спокойствие, — Он уже давно пренебрегал дисциплиной и выказывал неповиновение, есть основания подозревать в предательстве его.
''... Он не умеет писать, насколько я знаю. Это не в его духе. Он скорее раскроил бы Корнелию голову своим топором, чем подставил. И не стал бы кому-то в этом помогать...."
Харберт не виноват, а если и виноват, то не так, Спикер знал это и без слов Винсента, но сейчас это не имело значения. Разменять надоевшего всем пьяницу на талантливого убийцу — удачный и выгодный выход, а Корнелия при малейшем подозрении он убьет сам, не отдавая под суд, готовый осудить не только его, но и все убежище.
— Харберт не умеет писать, это исключено. Он поклялся именем Ситиса и разделил нашу веру, я отпущу его, как только все закончится, — будничный тон Слушателя оглушил, едва не разбив остатки самообладания, — Черная Рука будет наблюдать за ним и примет меры при первой же его провинности.
Лашанс сдержался, храня спокойное выражение лица и перебирая в уме не самые лестные слова, сказать которые Слушателю значило бы занять место рядом с Корнелием.
— Это не исключает того, что Харберт мог быть посредником. Приказ долго был у него, он успел бы...
Норд вздрогнул, и на долю секунды Спикеру показалось, что в его глазах мелькнул немой вопрос, обращенный к Слушателю, но тот заговорил прежде, чем Харберт что-то произнес.