Кроваво-красный (СИ)

 "Я сделала все, что могла. Ради вас и Братства", — давно приготовленная фраза так и не прозвучала, как и множество других. Говорить стало тяжело, перед глазами темнело, колени предательски дрожали, болел нос и скула, и все это лишало возможности сосредоточиться и хотя бы попытаться подобрать нужные слова, а накатывающее отчаяние равнодушно шептало, что таких слов не существует.

  — Держи, — сквозь завесу страха ледяной снег обжег ладонь, а потом холод охватил лицо, понемногу успокаивая боль. Перед размытым зрением заплясали кровавые пятна на зажатом в руке снеге, ссадины на пальцах и разорванный рукав дуплета.

  — Я за вас боялась. — глухо выдохнула Терис в снег, прилипнув взглядом к неровной бахроме ткани. Зашивать придется. Или ставить заплатку. Хотя какая разница, ей уже вряд ли все это пригодится. — Я боялась, что вы умрете. Вас сильно ранили, все…все очень переживали. Тут опасно… а вы не в том состоянии, чтобы связываться с Филидой. Вам нельзя…нельзя так рисковать. Я просто не могла себе позволить остаться в стороне... — Терис осеклась; чувство, как холодеет вокруг воздух, заставило замолкнуть и поднять взгляд.

 — Ты ведь знала про приказ Черной Руки. — Спикер не повысил голоса и не изменился в лице, и это было хуже любой ярости. Она все еще помнила, как умер Харберт. Ни лишних движений, ни слов — норда просто разрубили от плеча до пояса. Спокойно. Без эмоций. И потом оживили в виде скелета.

 — Я боялась. И Ситис... Я просила его дать мне время, и...

 — И ты решила, что имеешь право нарушить Догмат и пойти против воли Слушателя?

 — Да.

 В ушах звенела тишина, поглотившая все лесные шорохи и скрип снега под копытами подошедшего Тенегрива. Абсолютно беззвучно сорвалась и упала в ручей сосулька с ветки дерева, рука Спикера опасно дернулась, но так и не сомкнулась на горле Терис.

 — Я знаю, что это нарушение. Но я помолилась Ситису и.... — в горле пересохло от свалившегося понимания еще одной своей ошибки, лишавшей последней надежды на выживание. — Спикер, ваш лук и стрелы... Произошло недоразумение...

 Спикер промолчал, с таким же каменным лицом глядя на убийцу в упор и давая возможность продолжить.

 — Лук и стрелы... Они в таверне. — Терис с усилием выдавливала слова, нервно дергая подушку. — Я хотела все сделать, как нужно, но не хватило сил натянуть лук... Простите...

 Лашанс не проронил ни слова, его рука, снова не дотянувшись до горла полукровки, отрешенно сняла с ее волос перо.

 — Это от подушки, — узел наконец поддался, и Терис неуверенно протянула розовый сверток с парой багровых пятен, которые все же позволяли оценить усилия неведомой мастерицы, украсившей свое творение парой голубей и цветами. — Я...старалась...

 — Я вижу.

 — Винсент говорил про палец... — она вывернула подушку, и на снег вместе с птичьими перьями выпали две бледные кисти рук, одна из которых сверкнула в предзакатном свете тусклым серебром кольца.

 — Обе руки?.. — глаз Спикера нервно дернулся.

 — Больше не меньше... Пальцев много, я не знала, какой нужен.

 — Пальцы есть еще и на ногах. Почему я их здесь не вижу?

 — Но...

 — Молчи, я не уверен, что переживу еще одно твое объяснение за сегодня. — Спикер несильно ударил по носу подошедшего на запах крови Тенегрива и с хрустом отковырял ножом нужный палец покойного капитана.

 — Я знаю, все очень глупо получилось...

 — Это идеальное описание всей твоей жизни, начиная с рождения. — Лашанс не глядя кинул ставшую ненужной кисть, и Тенегрив, клацнув клыками, поймал ее в воздухе. Полукровка невольно поморщилась, глядя, как конь с удовольствием хрустит тонкими костями, и невольно поймала себя на мысли, что у Спикера не бывает проблем с уничтожением трупов. Вечно голодное порождение Пустоты всегда было готово помочь.

 Терис не помнила, как оказалась в пещере у костра, и к реальности вернул только укол раскаленной иглы в плечо. Спикер накладывал шов быстро и аккуратно, ровно стягивая разошедшиеся края кожи. Полукровка морщилась, но молчала, поглощенная осознанием того, что ее, вместо того, чтобы свернуть шею, лечили.

 Повезло. Спикер простил...наверное. Сейчас она будет жить — лучше не думать, сколько, но мысли сами обходили стороной этот вопрос. Корнелий прожил две-три недели. Если судить ее будет Ситис, то еще есть время.

 — Заживет. — Спикер туго завязал бинт и натянул разорванный рукав обратно. — Больше ничего не сломали?

 Терис отрицательно покачала головой, не отрывая взгляда от пламени костра. Оно успокаивало, выжигая страхи, и отгоняло темноту — вряд ли свет спасет от Ярости Ситиса, но с ним было спокойнее.

 — На рассвете поедем к переправе. — Лашанс с некоторым трудом перебрался на заранее оставленные в пещере еловые ветки, — Зеленая дорога сейчас безопаснее. У тебя есть какие-нибудь знакомые?