Кроваво-красный (СИ)

 — Через пару дней пройдет. Если доживешь. — взгляд карих глаз стал тяжелым, но Терис выдержала, изо всех сил внушая себе, что убийце не к лицу жаться к стене, трясясь и пища что-то под нос.

 — Простите... Я...больше не буду так...

 — Выражаться? Разумное решение.

 — И со скелетом разберусь. — Терис заставила себя выпрямиться и говорить спокойнее, хотя невидимая рука страха все еще сжимала горло, лишая речь твердости.

 На дне темных глаз что-то шевельнулось, призрак не то понимания, не то одобрения. Как и тогда, видел насквозь, значит, знал, что она не врет: нужно было быть самоубийцей, чтобы пытаться его обмануть или сфальшивить, давая обещание.

 — Со скелетом мы потом закончим, когда долечишь руку и вернешься с задания. — тон если не смягчился, то утратил прежнее ледяное спокойствие, даруя надежду на прощение, — И только попробуй там умереть. Возьму назад свои слова насчет уютной могилы, и новым скелетом будет твой собственный.

 ***

 — Это что у тебя? — Антуанетта Мари заглянула через плечо и с надменным удивлением в ясных небесно-голубых глазах посмотрела на Терис, — Анатомия? Неужели так сложно без познаний в этой области попасть человеку в сердце?

 — Скажи то же самое Спикеру. Это его книга. — Терис бросила на нее злой взгляд исподлобья и, перевернув страницу, снова погрузилась в чтение. Книга, ненавязчиво врученная Лашансом, была бы, наверное, очень интересной, если бы Терис понимала половину слов, относящихся в своем большинстве к наименованиям различных костей, суставов, мышц и сухожилий. Спасали только картинки, представлявшие собой изображения человеческих тел разной степени расчленения, и память, усваивавшая изображения лучше текста и дававшая слабую надежду на то, что после задания удастся собрать скелет с большим успехом. Если, конечно, на каменном столе не окажется ее собственный скелет.

 — Вообрази себе, Корнелий снова приволок мне веник цветов. — Мари, поспешно оторвавшаяся от книги, села на своей кровати, подобрав ноги и скривив прекрасное от природы лицо в совершенно не украшавшей его презрительной усмешке, — Можно подумать, что мне это нужно. С его манерами или в монастырь идти или таскаться за деревенскими девками, они его цветочки точно оценили бы.

 Терис молчала, вбирая взглядом в память изгибы костей руки и пытаясь отстраниться от слов убийцы, ядовитым потоком льющихся дальше. Антуанетта Мари ей не нравилась; навязчивый фанатизм, звучащий в каждом слове, как только речь заходила о работе, раздражал, а вечные насмешки над Корнелием только умножали и без того неприятное впечатление. Сама же Мари, как казалось Терис, воспринимала ее не более чем как вечного молчаливого слушателя и часть обстановки их общей комнаты, или спящую, или, как было в последние дни, сидящую с книгой.

 — Представляю, сейчас снова начал молиться о спасении моей души. — Мари коротко рассмеялась, и звон ее смеха был холодными острым, как звон бьющегося стекла, — Он тебе этот бред не говорил? Нет? Это забавно. Он, когда только пришел сюда, решил, что я должна быть очень доброй, милосердной и убивать из высоких по его мнению соображений. Было даже приятно его разочаровывать, жаль, что он до сих пор продолжает за мной таскаться...

 Терис оторвала взгляд от книги и ненадолго остановила его на лице Мари, вдруг поняв, что та страшно бесится. Бесится от того, что в душе ей это внимание приятно, льстит самолюбию и тешит тщеславие, но она никогда этого не признает, только громче будет шипеть на Корнелия.

 — Чего ты на меня так смотришь? Только не говори, что тебе его жалко, это вообще бред...

 — Мари, прости, мне пора. — Терис аккуратно положила книгу в свою тумбочку и вышла за дверь, в тишину коридора, уже пустовавшего: был редкий день, когда все, вернувшись с заданий, легли спать почти в одно время, ненадолго создав впечатление того, что сейчас ночь. Какое время суток было наверху, Терис не знала: она не выходила из убежища уже два дня, которые провела за чтением книги и попытках хоть как-то освоить самое простое исцеление. Голубые искры гасли, продержавшись на пальцах от силы пару секунд, но обожженная рука больше не болела, зато ужасно чесалась и шелушилась, ускоренно меняя кожу, и, чтобы не пугать этим малоприятным зрелищем братьев и сестер, убийца все еще носила бинты.

 — Уже за заказом? — Винсент оторвался от книги, когда Терис вошла к нему, Альгмара, удобно устроившаяся на кушетке под толстым шерстяным пледом, не изменила позы, только лениво приоткрыла красный глаз и кивнула Терис в знак приветствия.

 — Да, было бы неплохо ненадолго отсюда выбраться.

 — А как же охота? — данмерка приоткрыла второй глаз хитро посмотрела на девушку, пока вампир разбирался со сложенными на столе бумагами. Взгляд ее был хитрым и настораживающе осведомленным, и от него Терис стало не по себе: что-то упорно подсказывало ей, что Альгмара каким-то образом в курсе ее похода в руины, хотя видела та только книгу и ее забинтованную руку.