Кроваво-красный (СИ)

 — Корнелия хоть на два месяца подальше услали. — медовуху принесли, и норд приложился к стакану, — Век бы святошу не видеть. На днях начал на меня бочку катить, что это я того парня около Брумы прирезал.

 — Виновного до сих пор не нашли. — Матье нахмурился, — Черная Рука делает все возможное...

 Не нашли и не найдут. Его никто не видел, и он сам участвует в поиске, запутывая собственные следы. Ему слишком верят, чтобы подозревать. Он верен Догматам, молится Ситису и Матери Ночи так же искренне, как и его Спикер, а расположение Аркуэн значит бесконечно много. Но злоупотреблять своей удачей и положением нельзя, слишком изменчиво положение вещей в Братстве, и особенно в Черной Руке.

 — Кто-то из наших снова? — Харберт нахмурился, не донеся кружки до рта.

 — Я не могу быть уверен. В Чейдинхолле уже двое нарушили Догматы...

 — В Бруме тоже была одна, парня из Лейавина зарезала в прошлом году. — в голосе норда читалось сомнение, которое Матье прекрасно понимал. Он не питал любви к братьям и сестрам по убежищу, но и его ума хватало, чтобы понять, что их проблемы волей-неволей коснутся и его.

 — Я помню. Риман. Прекрасный убийца... — Матье сделал крошечный глоток медовухи из своей кружки. Матушке бы это не понравилось, но приходилось пить, чтобы не внушать подозрений.

Я никогда не пью, только для дела...

 — Проблема в том, что там...был личный мотив. Это не умаляет вины Эльбы, но не внушает такого беспокойства. Ревность не так страшна, как спланированное убийство...как повторяющиеся убийства своих братьев и сестер.

 — Дагон побери их личные мотивы! — Харберт залпом допил медовуху, плеснув себе на грудь,и жестом подозвал сновавшего между столов мальчишку, — Тащи кувшин.

 Матье молчал, пока норд наливал себе полную кружку. Медовуха, почти не тронотая им, золотом переливалась в неярком свете оплывших свечей.

 У Марии были золотые волосы и карие глаза с золотистым блеском. Она была красивая и добрая к нему. Слишком... Он проявил слабость и открылся.

Я думал, что у нас будет настоящая семья, любовь...

 Она была высокой. Тело пришлось разрубить на куски и утопить в болоте недалеко от Лейавина.

 — Готов поспорить, что это Корнелий... — Харберт влил в себя половину кружки и стукнул ею о липкую, от разлитой медовухи столешницу, — Святоша недавно пытался на меня все повесить. Чувствует, что дело пахнет жаренным, ищет лазейку.

 — Мы найдем предателя. — Матье посмотрел на брата честным открытым взглядом, — Он рано или поздно себя обнаружит, и тогда Черная Рука воздаст ему по заслугам.

 ***

 Шум в зале не стихал, но норда это нисколько не тревожило. Он храпел, упав лицом на стол, и его рука со сбитыми костяшками все еще сжимала опустевшую кружку. Матье не считал их, но с уверенностью мог предположить, что если в кувшине что-то и осталось, то вряд ли там сможет утопиться даже таракан.

 Сумка с приказами открылась легко, и шелест пергамента не разбудил норда. Его вряд ли разбудило бы и вторжение даэдра, и Белламон не таился, быстро перебирая запечатанные конверты, подписанные аккуратным и знакомым почерком, который он выучил в совершенстве. Марта и Николас не заметили подмены...

 Сургуч с хрустом разломился, аккуратно извлеченный лист бумаги вспыхнул, едва коснувшись пламени свечи, и осыпался на стол. Матье аккуратно смахнул пепел на пол рукавом, стараясь не запачкать пальцев. Приказ, написанный им, скрылся в конверте, и алые капли сургуча скрыли разлом.

 Прижимая печать, Матье ощутил согревающую изнутри гордость, и улыбка, коснувшаяся его блеклых губ, была искренней, что случалось нечасто. Подделывать почерк — только половина успеха, но печать кольца, какие были только у Спикеров... Сколько ночей провел он, снимая с сургуча отпечаток, отливая форму и полируя грубую свинцовую заготовку, он не мог вспомнить, но результат оправдывал все усилия. Сколько уже убитых чужими руками? Семеро? Будут и другие, о да, будут, и уже скоро...

 Скоро все они умрут, мама. Все они. Перегрызут друг друга, как крысы, и их кровь затопит саму Пустоту.

Глава 27

Бежать. Развернуться и бежать, пока можно.

 Все существо умоляло о бегстве, но ноги намертво примерзли к снегу, не в силах ступить и шага. Расширенными от ужаса глазами Терис смотрела, как Маттиас протягивает к ней руку, и только когда его пальцы почти сгребли ее за воротник, резко развернулась и бросилась, увязая в снегу, к ограде.

 Удар пришелся в голову и отшвырнул на несколько метров, оставив только плывущие перед глазами круги и обжигающий лицо снег. Терис попыталась встать, но тяжелая нога Маттиаса прижала к земле, выдавливая из легких остаток воздуха до тех пор, пока не затрещали ребра, готовые проломиться.

 «Не сейчас, не так, у меня задание.... я не должна здесь быть...»

 Пальцы судорожно вцепились в снег, и убийца попыталась ползти, но имперец держал крепко, и рывок пояса дал понять, что с него сорвали ножны с кинжалом.

 Хрип, вырвавшийся из легких, заставил Маттиаса ослабить давление, и это даровало слабую надежду на то, что убивать он ее не будет. Во всяком случае, сейчас.