Кровавое дело

Обои были дешевенькие, но совершенно чистые, только что наклеенные.

— Ну что, сударь, вам нравится?

— Я ничего лучшего и не желаю! Когда можно въехать?

— Да хоть сегодня вечером, если вам удобно.

— Я беру ее.

— У хозяина привычка получать деньги вперед.

— О, в этом задержки не будет! Я сейчас же заплачу вперед и за квартиру, и вам лично за некоторые услуги, которые вы, может быть, нам с товарищем окажете.

Молодой человек уплатил пятьдесят франков, дал десять франков на чай и получил взамен квитанцию, в которую оставалось только вписать число, когда была сдана квартира, и имя жильца.

Зеленщица вручила ключи и прибавила:

— Так как консьержки здесь нет, то я покажу вам, как отпирается ночью дверь.

Оказалось, что ничего не могло быть проще: дверь открывалась с помощью нажатия пуговки, помещенной в середине фальшивого замка.

Рене поблагодарил добрую женщину и отправился в мебельную лавку на бульваре Сен-Мишель, где все и приобрел.

О белье Рене не заботился, зная, что мать набила ему полные чемоданы, да и у Леона была масса своих вещей.

В восторге от своих приобретений, он вернулся в гостиницу «Ласточка», написал матери письмо, в котором извещал о своем благополучном приезде и сообщал свой новый адрес, затем пообедал и отправился фланировать по кварталу.

Идя вдоль бульвара Сен-Мишель, он невольно обратил внимание на таверну «Волна».

«Тут, должно быть, студенты, — подумал он. — Войду, по крайней мере свыкнусь с новыми физиономиями».

В таверне была громадная толпа.

Красавица Софи была там и царила в центре той же группы, куря папироску за папироской и время от времени прихлебывая из стоявшего перед нею стакана с абсентом.

Софи пила и не морщилась, что было большой заслугой, так как она терпеть не могла опалового ликера и пила его единственно из желания порисоваться.

Рене Дарвиль уселся за соседний столик и также велел подать себе абсент.

Софи повернула к нему голову и бросила на него взгляд знатока, взгляд, которым женщина разом оценивает мужчину.

Рене не отличался особенной красотой, но у него были большие, блестящие, красивые глаза, великолепные зубы, умное, симпатичное лицо; кроме того, во всей его мужественной фигуре сказывалось присутствие железного здоровья и могучей силы.

Этого было совершенно достаточно для того, чтобы понравиться Софи, которую по справедливости можно было причислить к категории женщин минуты, женщин каприза. Видя, что и молодой человек смотрит на нее, она бросила на него взгляд, уже прямо выражавший благосклонность.

Софи была красавицей в полном смысле слова и необыкновенно легко и свободно носила самые невозможные, эксцентричные туалеты.

Но этого рода кокетство, хотя и довольно сомнительного свойства, не оттолкнуло молодого, неопытного студента, только что покинувшего провинцию. Он с жаром отвечал на красноречивые взгляды Софи.

А между тем в группе, центр которого она составляла, шел по-прежнему бойкий, оживленный разговор.

Рене на лету ловил следующие фразы:

— Ну, а как поживает твой судья? — спросил у Софи один из студентов.

— А черт его знает! — ответила та небрежно, закинув красивую головку и пуская в потолок густые клубы дыма.

— Все еще крепко сидишь?

— О, что до этого — вполне! Оседлала! Не убежит!

— А ревнив?

— Некогда ему. Следствие по этому ужасному делу на Лионской железной дороге поглощает его самым чудовищным образом! Он забывает еду и питье! Вчера вечером я сама должна была напомнить ему, что он в меня влюблен! А он и забыл! Вот до чего довело его это дело! Ведь невозможно же быть до такой степени судьей! Ах, дети мои, вот надоедливый-то человек! Еще хорошо, что богат и не скуп! Хоть это меня немного вознаграждает!

Молодая женщина говорила о судебном следователе и об убийстве на Лионской железной дороге.

Этого было вполне достаточно, чтобы окончательно приковать внимание Рене, и без того уже сильно возбужденного вызывающей, пикантной красотой девушки.

Но как раз в эту минуту предмет разговора изменился и стал вертеться исключительно вокруг мелких скандальчиков в медицинской академии.

Время от времени Софи бросала на молодого человека взгляды, в которых все яснее и яснее выражалась ее благосклонность.

Студент положительно ей нравился, и она нисколько не стеснялась показать ему это. Рене все замечал, да и трудно было не заметить, не будучи слепым.

«Только что приехал в Париж, и вдруг — такая встреча, — думал он. — Откликнуться ли? Девушка очень красива и мне чрезвычайно нравится, но богатство ее наряда и драгоценности показывают, что она швыряет деньги зря, без счета. А скромная цифра моего месячного содержания положительно не дозволяет мне осыпать ее дорогими безделушками, как подобает джентльмену. С другой стороны, роль любовника по сердцу, любимого даром и запираемого в шкаф или сундук, когда приезжает сам «покровитель», вовсе не по мне. В конце концов гораздо благоразумнее не заводить знакомства».

Придя к такому мудрому решению, молодой человек кликнул гарсона, заплатил за абсент и встал. Софи тоже встала.

— Уже!! — воскликнули окружавшие ее студенты.