Кровавое евангелие

Они разом обернулись и увидели коренастого приземистого мужчину в долгополой черной рясе русского православного священника, только что обошедшего бронзовую статую и теперь приближающегося к ним. Полы его рясы сметали снег с плит, которыми была выложена дорожка. С его шеи свешивался нагрудный крест с распятием, что означало его принадлежность к той же самой церкви, во имя которой действовали они.

Он улыбался, подходя к ним. Его когда-то длинные волосы были подстрижены и зачесаны назад, не доставая до плеч чуть меньше чем на дюйм, открывая широкое лицо и лукавые голубые глаза. Его борода цвета соболиного меха была аккуратно подстрижена, чего никогда не бывало в течение тех лет, которые Рун провел вместе с ним.

Эрин сделала глубокий вдох.

Григорий, догадался Рун, должно быть, смотрелся сейчас так же, как и на фотографиях вековой давности, — и это положило конец долго мучившим женщину сомнениям. Он молился сейчас о том, чтобы она и Джордан помнили о его предостережении ничего не говорить Распутину.

Рун приветствовал его лишь легким поклоном головы.

— Григорий.

— Дорогой мой Рун. — Распутин склонил свою квадратную голову в сторону Эрин и Джордана. — У тебя новые спутники.

— Да, — подтвердил Корца, но не стал представлять их.

— Ты, как всегда, толково выбираешь место встречи. — Григорий жестом своей крепкой руки указал на насыпи по обеим сторонам дорожки. — Я мог бы убить вас в любом месте, но только не здесь. Не среди костей полумиллиона моих соотечественников.

Джордан завертел головой, словно пытался увидеть кости, о которых только что упомянул Распутин.

— Он, похоже, не сказал вам, где вы сейчас находитесь? — Григорий прищелкнул языком. — Ты всегда был негодным хозяином, падре Корца. Вы сейчас находитесь на Пискаревском мемориальном кладбище. Оно увековечивает память о тех, кто умер во время блокады Ленинграда. Эти насыпи, которые вы видите перед собой, — массовые захоронения, или, иначе говоря, братские могилы. Точное число таких захоронений — сто восемьдесят шесть.

Эрин, пораженная ужасом, смотрела на ряды этих заросших травой и стоящих впритык друг к другу холмиков.

— В них покоятся кости полумиллиона русских. Четыреста двадцать тысяч из них были мирными жителями. Они умерли в те годы, когда нацисты окружали наш город. Когда мы сражались и молили о помощи. Но помощь так и не пришла, верно, Рун?

Корца не сказал ничего. Скажи он хоть что-то, это раздуло бы пламя дремавшего в душе Григория неуемного буйства.

— Эта нескончаемая бойня продолжалась четыре года. А разве хоть одна из этих могил потревожила сознание вашего кардинала?

— Я вам соболезную, — сказала Эрин. — Сочувствую вашим утратам.

— Даже этот ребенок может выразить свое сочувствие, Рун. Смотри! — Григорий, вытянув руку назад, указал на стоящую у входа на кладбище машину. — Давай отвезем твоих спутников куда-нибудь от этого холода? Я же вижу, как они страдают под этим колючим ветром.

Рун быстрым взглядом оглядел Эрин и Джордана. Они и вправду выглядели почти окоченевшими. Он имел так мало дел с людьми, что часто забывал об их слабостях.

— Ты гарантируешь нашу безопасность?

— В такой же степени, в какой ты гарантируешь мою. — Порыв ветра бросил на белое лицо Григория черную прядь его волос. — Ты должен понимать, что сейчас время вашей смерти назначаю я.

17 часов 12 минут

Джордан обхватил рукой плечи Эрин. Она не склонилась к его плечу, но и не отодвинулась от него. Глядя на Руна и Распутина, Стоун чувствовал возникшую между ними напряженность, причиной которой могла быть старая вражда, к которой примешивалось уважение, испытываемое ими по отношению друг к другу, а может быть, даже и дружба, возникшая благодаря участию в каких-то неблаговидных делах. Однако свой вопрос он сумел задать игривым тоном:

— Как насчет того, если мы поговорим о нашей неминуемой смерти в каком-либо другом месте, где хотя бы тепло?

При этих словах брови Распутина взметнулись вверх, откинув голову назад, он рассмеялся. Его грудной смех был поистине веселым, но на этом заснеженном кладбище он был явно не к месту, особенно после его угрозы убить их. Джордан начал понимать, почему его называли сумасшедшим монахом.

— А он мне нравится. — Своей широкой ладонью Распутин шлепнул Джордана по спине, чуть не сбив его с ног. Посмотрев с улыбкой на Эрин, он добавил: — Но не так сильно, как эта красавица.

Последняя фраза Джордану не понравилась.

Рун, встав между ними, сказал:

— Я думаю, мой спутник прав. Мы можем подыскать более подходящее место для беседы.

Распутин пожал широкими плечами и повел их назад по дорожке к стоявшей у входа машине. По пути он решил, что Джордан и Эрин сядут впереди, а он с Руном — сзади.

Джордан распахнул дверь автомобиля, откуда сразу повеяло теплом. Запахло водкой и табачным дымом. Он первым сел в машину, для того чтобы занять место между Эрин и шофером Распутина.

Шофер протянул руку. По виду ему было не больше четырнадцати лет, его белоснежные руки выглядели более замерзшими, чем руки Джордана.

— Меня зовут Сергей.

— А вы достаточно взрослый для того, чтобы вести машину?