Кровавое Крещение «огнем и мечом»

От неожиданности Угоняй замолк, потеряв нить своей мысли. Он шарил глазами по толпе, стараясь увидеть того, кто посмел его прервать столь грубо. В людской толчее образовался узкий проход, по которому к возвышению пробирались три человека в кольчугах и шлемах. Когда передний из этой троицы стал подниматься по ступеням на возвышение, Угоняй побледнел и попятился, а его рука невольно потянулась к кинжалу. Угоняй узнал Добрыню. Узнал он и двоих спутников Добрыни: это были варяги Ульфир и Остен.

— Вот он, главный злодей! — закричал Угоняй, тыча пальцем в Добрыню. — Это по его приказу в Новгороде дома горели и лилась кровь невинных людей! Это Добрыня, главный прихвостень князя Владимира. Братья ладожане, бойтесь его и гоните прочь от себя, иначе умоетесь кровавыми слезами!

Площадь, забитая людьми, заволновалась, как море в непогоду.

Ульфир и Остен, стоящие на ступенях, ведущих на трибуну, на всякий случай взялись за рукояти мечей.

Добрыня с невозмутимым видом снял шлем с головы и поклонился ладожскому вечу. Потом Добрыня повернулся к Угоняю и промолвил:

— В чужом глазу ты и соринку видишь, приятель, а в своем глазу и бревна не замечаешь. Ты обвиняешь меня в излишней жестокости при всем честном народе, но почему-то умалчиваешь о том, что сподвигло меня на эту меру. Ну же, тысяцкий, поведай ладожанам, как ты и посадник Ходислав во главе вооруженной свиты вломились в дом к моему тестю Туровиду. Расскажи людям, чем все закончилось тогда. Где теперь боярин Туровид? Где его супруга и его дочь? Где гости, пришедшие к Туровиду в тот вечер? — Добрыня намеренно сделал долгую паузу, не спуская пристального взгляда с пребывающего в растерянности Угоняя.

Люди на площади притихли, словно все разом онемели. Сотни глаз впились в бледного Угоняя, который то хватался за пояс, то нервно сжимал кулаки, то прикладывал ладонь ко лбу. По лицу тысяцкого пробегали оттенки не то досады, не то сильнейшего волнения.

— Коль у тебя память отшибло, приятель, тогда я расскажу здешнему люду, кто из нас первым через кровь переступил, — продолжил Добрыня, повернувшись спиной к Угоняю и подойдя к краю высокого помоста.

Глаза Угоняя вдруг сверкнули дикой злобой. Он выдернул кинжал из ножен и занес руку, чтобы ударить им Добрыню сзади в шею. Кто-то из толпы крикнул: «Берегись!» Добрыня резко оглянулся и тоже схватился за кинжал у себя на поясе. В следующий миг откуда-то прилетела стрела с белым оперением, вонзившись в глаз Угоняю и пробив его голову навылет. Угоняй вздрогнул и рухнул как подкошенный к ногам Добрыни.

По площади прокатился вздох изумления и какого-то радостного восхищения от столь меткого выстрела. Множество голов повернулось туда, откуда прилетела стрела. Взглянул в ту сторону и Добрыня. Он сразу увидел на крыше одного из домов, окружавших торжище, одинокого лучника в кожаной рубашке и таких же штанах, с длинными растрепанными волосами цвета льна. Это был Буи, сын Торы, которого Добрыня взял в этот поход именно по причине его невероятно меткой стрельбы из лука.

«Говорила мне Тора, возьми с собой Буи, мол, он тебе пригодится, — подумал Добрыня, утирая ладонью холодную испарину со лба. — Так оно и вышло. Впредь всегда буду прислушиваться к советам Торы!»

Когда мертвое тело Угоняя унесли с возвышения, Добрыня принялся уговаривать ладожан не прекословить князю Владимиру и принять веру Христову по своей доброй воле. Добрыня валил вину за пожары и кровопролитие, случившиеся в Новгороде, на посадника Соловья, на тысяцкого Угоняя и на их сторонников.

— Старое солнце погасло, — молвил Добрыня, — теперь на небе восходит новое солнце по имени Христос. Братья ладожане, не будьте затхлым одиноким болотом, но влейтесь сильной свежей струей в лоно истинной веры, которая разливается ныне по Руси!

Ладожане пребывали в смятении и тревоге, вступая в спор друг с другом тут же на площади. Кто-то из ладожан был готов отказаться от старых богов, подчинившись воле князя Владимира. Однако большинство горожан не желали принимать веру Христову, полагая, что дедовские боги им этого не простят.

— Верно мыслите, братья! — вдруг вынырнул из толпы длиннобородый ведун Стоймир в длинном кожухе из собачьих шкур, с палкой в руке. — С богами-пращурами шутить нельзя, ибо ими созданы земля и небо, реки и озера, все птицы, рыбы и твари земные. Братья, коль вы променяете старых богов на Христа, который здесь чужак, то в будущем не ждите милости от богов-хранителей. Не будет вам ни урожая, ни приплода, ни улова — траву жрать придется. Лучше одуматься сейчас, братья, чем горевать после.

Столпившись вокруг волхва, ладожане внимали ему с почтением на лицах, они уже не спорили друг с другом, не упоминали про волю князя Владимира. Одно появление кудесника, ведающего помыслы языческих богов, привело народ в суеверный трепет.

Протолкался к ведуну Стоймиру и Добрыня, спустившись с деревянного помоста. Ульфир и Остен не отставали от Добрыни ни на шаг, прикрывая ему спину. Оба были настороже, как волки, почуявшие свору охотничьих собак.