Кровавое наследство

— Калеб Вильдред говорил это? — спросил он подавленно. — Где он, Бексон, где он? — Он вскочил, как будто желая немедленно отыскать старого садовника, но тотчас очнулся и опять сел у постели больного. — Ба! — хладнокровно произнес он. — Я сам почти поверил этим безумным словам, что в доме моем совершилось преступление. Идите теперь, я останусь здесь, пока вы будете пить чай.

Мистрисс Бексон поклонилась и вместе с Томасом вышла из комнаты, крайне удивленная необыкновенным поведением банкира.

Несколько минут Гудвин оставался недвижим на стуле, наблюдая бледное лицо больного и вслушиваясь в его бормотание. «Руперт Гудвин… убийца… кровавые пятна на лестнице… кровавое пятно в погребе… ужасно!» Все те же слова, все те же несвязные речи говорил молодой человек, а его налитые кровью глаза неподвижно смотрели вперед. Наконец банкир встал. Платье Лионеля висело на стуле рядом с кроватью, а на столе было положено все, что находилось в его карманах, как то: платок, связка ключей и несколько писем и бумаг. Гудвин подошел к столу и стал рассматривать лежащие на нем вещи. Рука его ощупала что-то твердое под носовым платком — это был медальон на волосяной цепочке. Он открыл его и увидел простое мужское лицо, озаренное доверчивой улыбкой: то было лицо честного капитана Гарлея Вестфорда — того человека, которого банкир убил в своем доме.

 

36

В первое мгновение Гудвин был ошеломлен: каким образом попал портрет Гарлея Вестфорда к молодому художнику? В надежде, что бумаги откроют ему что-нибудь, он начал рыться в них. Первое письмо, которое он развернул, сказало ему всю истину. Это было письмо, полученное Лионелем в Гертфорде от матери, в котором она писала ему о своей встрече с Торнлеем и о том, что отец его исчез таким странным образом. Гудвин упал на стоявший вблизи стул, судорожно сжав в руках зловещую бумагу. «Они нашли следы, — пробормотал он, и смертельный ужас стеснил его грудь. — Они нашли следы! Как избегнуть мне их?» Мрачно посмотрел он на бесчувственного больного. «Я должен продолжить начатое дело, — сказал он спокойнее, — мне не остается ничего другого». Он положил письмо в боковой карман своего сюртука и, закрыв лицо руками, задумался. Когда он опять поднял голову, его лицо выражало твердую решимость. «Сын его! — повторял он. — Сын его!.. Вот почему это поразительное сходство! Но каким образом открыл он тайну погреба? Впрочем, как бы то ни было, я не стану много думать об этом, я стану действовать. Они нашли следы, и только решительно действуя, я могу спастись. Бежать?.. Нет! Ни за что, пока остался хоть кусочек твердого дна в этом океане опасностей. Этот молодой человек и Калеб каким бы то ни было путем открыли мою тайну, но они не поймали меня. До сих пор они говорили в бреду, я зажму им рты». Во время этих размышлений возвратилась ключница.

— Теперь вы опять можете занять ваше место у постели больного, — сказал он ей. — Я останусь в замке до тех пор, пока больной не будет вне опасности, я буду навещать больного. Кстати, вы останетесь здесь на всю ночь. Так приняли ли вы какие-нибудь меры, чтобы не уснуть?

— Да, я только что выпила чашку очень крепкого чая, а потом выпью еще одну.

— Вы бы лучше выпили кофе, это гораздо полезнее. Я пришлю вам кофе с моего стола.

— Если будете столь добры, я выпью.

Банкир пошел в столовую, где Юлия и компаньонка ожидали его к обеду. Закончив его, обе дамы вышли в соседнюю комнату, а Гудвин остался за столом, куда ему подали кофе. Он приказал принести еще одну чашку.

— Я хочу послать старой Бексон чашку кофе с моего стола, — объяснил он, — так как крепкий кофе лучше всякого средства отгоняет сон.

И когда лакей принес вторую чашку, Гудвин сказал, что сам отнесет кофе в комнату больного.

Лакей удивился, что гордый хозяин захотел собственноручно отнести кофе своей ключнице, но он не видел, как банкир после его ухода вынул из кармана жилета маленький пузырек, наполненный темной жидкостью, и накапал несколько капель в одну из двух чашек. Пузырек со снотворным Гудвин взял из шкафа в своей спальне еще до обеда. Кофе был крепкий, и большое количество сахара, положенного в чашку, заглушало горечь лекарства. Банкир взял чашку и пошел в комнату больного.

— Вот, добрая Бексон, — сказал он, — выпейте этот кофе и, я уверен, вы не заснете.

Бедная женщина так устала, что до его прихода по нескольку раз опускала голову на грудь, но она всеми силами старалась казаться бодрой, когда приняла кофе из рук своего господина.

Гудвин оставил ее и пошел в свой кабинет, где в окованном железном ящике хранил ключи от покоев северного флигеля. Он открыл его. Ключи лежали на месте, и пыль, покрывшая их, доказывала, что их никто не трогал. Руперт никак не мог понять, как Лионель Вестфорд догадался о его преступлении. Он пошел в гостиную, где были его дочь и мистрисс Мельвиль. Юлия держала в руках открытую книгу, но не читала ее.