Пару часов назад я пришла к Таньке и объяснила ей ситуацию. Поскольку мы здесь в первую очередь на расследовании происхождения огней и за итог данного расследования Татьяна получит зарплату, то нам нужно держаться тех людей, которые помогут установить истину. Антон, сообразивший, в чем кроется разгадка, был нам сейчас крайне полезен. Грачева, не будь дурой, это поняла и согласилась, поэтому разговор прошел легко. Сейчас я ей позвонила и кратко молвила:
— Через двадцать минут.
— Окей.
На этот раз она не опоздала. Я тоже. Просто нам было сиренево, в чем мы предстанем перед человеком, который уронил в наших глазах свой звездный титул. Он уже не был Антон Комиссаров — слитно, неразделимо, оба слова с большой буквы, как бренд. Он был просто Антон, имеющий фамилию, так же, как и все остальные мужчины. Более того, он был просто козел — так же, как и все остальные мужчины.
До стройки шли молча. Сперва, конечно, Ярослав, воодушевленный покупкой, вещал нам о достоинствах этого новейшего прибора, но, поняв, что теряет интерес слушателей (точнее, так и не приобретает), быстро умолк.
На поляне собралось намного больше народа, чем было в мой прошлый приход сюда в ночное время. Видимо, тема загадочного НЛО реально взбудоражила Гогольск. А может, и не только Гогольск.
— Во сколько обычно начинается? — спросил Антон у Таньки, сверяясь с часами. Хотя, в общем-то, сам дважды наблюдал красное сияние и мог запомнить. Видимо, надеялся, что Танькина информация, подкрепленная множественными показаниями очевидцев, будет точнее.
Рыжая посмотрела на меня, сурово хмуря брови, и только через минуту выдала:
— Юлен, скажи этому козлу, что огни начинаются сразу после полуночи.
Ярослав хмыкнул, Антон вздохнул, а я, глянув на последнего, аккуратно развела руками, мол, сам слышал, не буду повторять.
Через пять минут прозвучало роковое:
— Нам пора.
Ярослав насторожился:
— Э, вы куда?
— Мы с другого места смотреть будем, — пояснил ему Антон, — а ты фиксируй, потом расскажешь, какие показания уловил прибор. Юль, пошли.
Танька никак не среагировала, потому что знала, куда именно и по какой причине мы удаляемся, и, следуя возложенной на нее миссии, принялась активно отвлекать уфолога, что-то ему бормоча и хватая за руку.
Мы подошли к подъезду и принялись звонить в домофон. В этот раз попасть внутрь оказалось сложнее, ибо никакие муниципальные службы ночами по квартирам не ходят. Мой компаньон изворачивался и так, и эдак, пускал в ход то мужские чары, то актерский талант, наконец на пятом жильце нам повезло, и дверь гостеприимно затренькала.
На лифте наша малочисленная банда поднялась на последний этаж.
— Как думаешь, замок починили? — спросила я еще в кабине, и, сразу перед тем как лифт пикнул, достигнув пункта назначения, Комиссаров успел ответить:
— Сейчас узнаем.
Двери открылись, мы вышли на лестничную клетку. С замиранием сердца я первая кинулась к узкой лестнице. Замка на люке не было. Он, оказывается, так и валялся под ногами: обернувшись на Антона, чтобы поделиться радостью, я увидела, как он его подобрал с пола. Стало быть, жильцы ничего не заметили.
— Давай сначала я, — кивнул он на лестницу, я отошла в сторону, позволяя ему подняться. Амбарный замок он все еще держал в руках, и я не могла понять зачем.
Однако он ему не мешал, и, когда я поднялась вслед за напарником на крышу, он точно так же, как и днем, помог мне подняться и ступить на остывающий после недавней солнечной атаки рубероидный настил. Затем закрыл крышку люка и придавил ее замком.
Здесь было темно. Я сделала пару робких шагов в сторону и неуклюже ударилась обо что-то лодыжкой.
— Держись меня! — громким шепотом буркнул Комиссаров, доставая фонарик. — А то дрепнешься с крыши, а мне отвечай.
— Можно подумать, ты выкрутиться не сумеешь! — в полный голос фыркнула я недовольно, тем не менее тут же схватилась за его локоть, мысленно пообещав себе его не выпускать.
Почему-то находиться на крыше в темноте было куда страшнее, чем при ярком свете. Фантазия — мой страшный враг. Днем отчетливо видно гигантское расстояние от верхушки девятиэтажного дома до земли, хоть я, как уже говорила, высоты не боюсь, а наоборот, люблю смотреть откуда-нибудь сверху и наслаждаться видом, однако ночью, когда асфальта не различить, расстояние до оного представляется еще больше, оттого-то жутко. Точно так же я не могу плавать перпендикулярно берегу, только параллельно, когда вижу под собой дно. Почему-то все незримое — будь то дно теплого моря или остывающий асфальт малознакомого города — неизменно вызывает тревогу.
— Юля, в прошлый раз я
Отчего-то Антон решил, что я намекала на смерть Александры Ланской, хотя я вовсе ничего не имела в виду, когда произносила ту реплику. Просто ляпнула первое, что пришло на ум, лишь бы сказать какую-нибудь, пусть легкую, но гадость.