Кровавые ритуалы. Барабаны зомби

Он схватил ее за волосы и грубо, бесцеремонно поволок за собой. На мгновение я увидел ее лицо, на котором боролись друг с другом смятение, гнев и страх. Но я-то понимал, что ей наносится рана куда глубже, чем любая из тех, что терзали ее на моей памяти. Рейт заставлял ее испытывать то боль, то наслаждение – и она ничего не могла сделать, чтобы помешать ему. Она попыталась впиться в его руку зубами, и он хлопнул ее по лицу, как ребенка. Мёрфи не виновата, что проиграла этот поединок. Не виновата, что он терзал ее ощущениями. Я имею в виду, черт подери, он повелевал этой долбаной нацией сексуальных хищников, и пусть проклятие моей матери ослабило его, ему все равно ничего не стоило взломать психику и эмоциональную оборону Мёрфи.

А если Рейт вернет себе всю свою былую силу, то в качестве мести за сделанное моей матерью в отношении его он сам сделает с Мёрфи нечто пострашнее смерти.

Самое поганое – я никак не мог этому помешать. Не потому, что оставался скованным по рукам и ногам, не потому, что меня держали на мушке и что, скорее всего, меня ожидала смерть, – хотя не могу не признать, все это тоже изрядно осложняло положение дел, – а потому, что этот бой для Мёрфи не мог выиграть кто-то другой. Настоящий бой происходил сейчас в ней самой: бой ее силы воли и ее вполне обоснованных страхов. Даже прискачи я ей на выручку верхом на белом коне, это означало бы лишь то, что ей придется решать терзающие ее вопросы позже и что, вероятнее всего, это превратится в медленную смерть ее независимости и воли.

Спасти ее от этого я не мог.

А ведь это я попросил ее рискнуть!

Рейт тащил ее за волосы, как тащат за поводок упирающуюся собаку.

Мёрфи не сопротивлялась.

Я стиснул кулаки в бессильной злобе. Этой ночью Мёрфи грозила почти верная смерть, даже если бы она продолжала дышать, а ее сердце – биться. Но спасти себя могла только она сама.

Лучшее, что я мог делать, – это не делать ничего. Лучшее, что я мог сказать, – это промолчать. У меня оставались еще кое-какие силы, но помочь Мёрфи сейчас они не могли.

Адские погремушки, будь она проклята, эта ирония судьбы.

Глава 40

Мне доводилось бывать в нескольких пещерах, используемых в качестве лабораторий для черной магии. Все до единой отличались зябкостью и сыростью. Все до единой не отличались особой приятностью. Тем более ни одна из них не отличалась профессиональным убранством.

Только не эта.

Долгий, предательски крутой спуск в Рейтов Провал открылся в конце концов в пещеру, размером превосходящую большинство парижских соборов. Говоря точнее, один из таковых она даже напоминала. Блики света играли на стенах пастельных тонов, по большей части розоватых. Сами стены остались натуральными, каменными; столетиями стекавшая по ним вода придала им причудливые очертания, украсив завитками и изгибами. Пол поднимался плавно от входа к месту, где из скалы вырастал огромный резной трон из чистого камня, белого, как кость. Искусный резец украсил его языками огня, цветами и резными фривольностями, какие только можно вообразить, так что само сиденье красовалось перед всей этой каменной красотой, как павлин на фоне своего распущенного хвоста. Вода висела в воздухе мелким туманом, и свет ламп расцветал в ней тысячами крошечных радуг. По правую руку от трона виднелось каменное сиденье поменьше – скорее даже тумба из тех, на которых сидят в цирке львы или тюлени. Слева в скале зияло рваное, с иззубренной кромкой отверстие; за троном – там, куда проваливалась большая часть тумана, – тоже чернело что-то похожее.

Притом что каменный пол был гладкий, он равномерно поднимался к трону волнообразными ступенями. Тут и там по ступеням были раскиданы подушки и перины, лежали толстые ковры, стояли низкие, узкие столики с вином и соблазнительного вида яствами – из тех, что легко пачкают пальцы и губы.

– Не лишено манерности, – заметил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Но мне нравится. Типа «Король и я», скрещенный с «Цыпочками из Гарема и знойными шлюхами. Эпизод второй».

Рейт обогнал меня и швырнул Мёрфи на груду подушек у дальней от входа стены. Она умела группироваться при падении и, хотя толчок вышел резкий – Рейт даже вырвал у нее клок волос, – приземлилась мягко, перекатившись по полу, и застыла, готовая к змеиному броску. Барби-телохранитель подтащила меня вместе с цепями к стене и прикрепила к стальному кольцу. Таких колец рядом виднелось добрых полтора десятка. Я подергался немного, проверяя кольцо на прочность, но тот, кто заделывал его в стену, свою работу знал.

– Время? – спросил Рейт.

– Одиннадцать тридцать девять, милорд, – отозвалась Барби.

– А, отлично. У нас еще есть немного в запасе.