В отличие от евреев в других оккупированных немцами городах, минским евреям было куда бежать. В ближайшем лесу они могли попытаться найти советских партизан. Они знали, что немцы взяли бессчетное число военнопленных и что некоторые убежали в лес. Эти мужчины оставались в лесу, потому что знали: немцы их убьют или заморят голодом. В июле 1941 года Сталин призвал преданных коммунистов организовать партизанские отряды во вражеском тылу в надежде установить определенный контроль над этим спонтанным движением, прежде чем оно наберет силы. Централизация еще не была возможна; солдаты прятались в лесу, а коммунисты (если они не сбежали) изо всех сил старались скрыть от немцев свое прошлое[471].
Однако активисты минского подполья пытались поддерживать своих вооруженных товарищей. По крайней мере в одном случае члены гетто-подполья освободили офицера Красной армии из лагеря на улице Широкой; он стал важным партизанским командиром в ближайших лесах и в свою очередь спасал евреев. Еврейские рабочие на немецких заводах крали зимнюю одежду и обувь, предназначенную для немецких солдат группы армий «Центр», и передавали партизанам. Поразительно, но рабочие на ружейных заводах делали то же самое. Юденрат, от которого требовалось собирать регулярный «взнос» денег от еврейского населения гетто, передавал некоторую часть этих денег партизанам. Немцы позже сделают вывод, что гетто спонсировало все советское партизанское движение целиком. Это было преувеличение, вызванное стереотипными идеями о еврейском богатстве, но финансовая помощь из минского гетто действительно имела место[472].
* * *
Партизанская война была кошмаром для немецкого военного планирования, и немецких военных офицеров учили занимать жесткую позицию: их учили видеть в советских солдатах слуг коммунистических политофицеров, которые учили их сражаться как партизан на нелегальный «азиатский» манер. Партизанская война была (и есть) нелегальной, поскольку подрывает конвенцию, исходя из которой солдаты армий в военной униформе направляют насилие друг против друга, а не против окружающего населения. Теоретически, партизаны защищают гражданское население от вражеского оккупанта; на практике же они, как и оккупант, должны существовать за счет отобранного у гражданского населения. Поскольку партизаны скрываются среди гражданских лиц, они настраивают (а часто намереваются настроить) оккупанта против местного населения. Тогда карательные акции служат пропагандой для призыва в партизаны или не оставляют отдельным выжившим другого выхода, кроме как уйти в лес. Поскольку немецких войск всегда было недостаточно и они всегда требовались на фронте, военные и гражданские власти еще больше боялись той дестабилизации, которую могли принести партизаны[473].
Беларусь, с ее лесами и болотами, была идеальной территорией для партизанской войны. Начальник штаба немецкой армии позже фантазировал об использовании атомного оружия для очистки заболоченной территории от населения. Эта технология, конечно же, не была доступной, но такая фантазия передает и беспощадность немецкого планирования, и страх, который вызывала трудная местность. Политика армии состояла в том, чтобы не допустить партизанской войны, нагнав «такого террора на население, чтобы оно утратило волю к сопротивлению». Бах-Залевски, высший руководитель СС и полиции, позже сказал, что конечным объяснением уничтожения гражданского населения в ходе антипартизанских операций было желание Гиммлера убить всех евреев и тридцать миллионов славян. Кажется, для немцев цена упреждающего террора была невысокой, поскольку все эти люди должны были все равно умереть (по «Плану голода» или «Генеральному плану “Ост”»). Гитлер, видевший в партизанской войне шанс разрушить потенциальную оппозицию, отреагировал энергично, когда в июле Сталин призвал местных коммунистов сопротивляться немцам. Даже до нападения на Советский Союз Гитлер уже освободил своих солдат от легальной ответственности за действия против гражданского населения. Теперь он хотел, чтобы солдаты и полицейские убивали любого, кто «даже смотрит на нас косо»[474].