Кровавый Дунай

Скрипнула входная дверь, на пороге появился лейтенант Котёночкин. Увидев, что командир в сознании — тут же согнал с табуретки радиста и, радостно улыбаясь, произнёс:

— Ну вот, вы и очнулись! Доктор говорил, что примерно так и будет. Пока вам не надо говорить, но через пару недель челюсть срастётся и будете снова командовать.

Савушкин кивнул и требовательно глянул в глаза лейтенанта. Тот, чуть смутившись, продолжил:

— Докладываю. Донесение передали, Чепрага получил квитанцию, наши данные в Центре. Ну, да я вам это позавчера уже докладывал. С Олегом плохо, ранения очень тяжёлые. Доктор предложил забрать его в военный госпиталь, тут недалеко, на Орвош утца. Орвош по-венгерски — врач, — и лейтенант улыбнулся. Тут же согнав с лица улыбку, продолжил: — Если не определим в госпиталь — шансов выжить у него нет. Вообще. Их и в госпитале будет немного, но всё же… — Помолчав, вздохнул и добавил: — Хозяйка отказывается взять пятьсот марок, что у вас остались от польского поиска. Говорит, не бедствует и уж как-нибудь раненых соотечественников прокормит…

Савушкин молча кивнул и перевёл взгляд на старшину. Лейтенант спросил:

— Отправляем в госпиталь? — И продолжил: — Доктор обещал, что всё оформит в лучшем виде, проведёт Олега, как раненого гонведа родом из Берегсаза. Венгерская армия сейчас в состоянии агонии, всё можно оформить, никто всерьез бумаги проверять не станет, и на отсутствие документов внимания не обратит. Таких раненых сейчас едва ли не половина… — Помолчав с минуту, осторожно спросил: — Так отправляем?

Савушкин кивнул.

— Тогда Вера Антоновна позвонит доктору, и он пришлёт перевозку. У них в госпитале есть такие…

Через два часа топчанчик слева опустел — присланный доктором Берталаном Шавошем крайне немногословный шофёр вместе с Чепрагой и лейтенантом погрузил сержанта Костенко в свой грузовичок, получил в качестве бакшиша бутылку палинки от хозяйки дома и, молча кивнув ей в знак благодарности — увёз старшину в венгерский военный госпиталь. Савушкин лишь в очередной раз изумился порядкам, царившим в мадьярской армии…

Поздним вечером в подвал спустилась хозяйка дома. Предупреждённая доктором о неспособности капитана говорить — она принесла небольшую грифельную доску и несколько мелков. Усевшись у его ложа, она улыбнулась и, протянув ему доску и мелки — промолвила:

— Это вам, чтобы хоть как-то перебивать мой монолог. Вы ведь правша? Потому что левая рука у вас в тугой повязке, доктора Берталан велел её не беспокоить, чтобы нормально срослась ключица.

Савушкин кивнул, взял доску и написал: «Нас ищут». Вера Антоновна, прочитав, улыбнулась и ответила:

— Вы даже не представляете себе, как! Третий день район как в осаде, везде патрули с собаками… Жители фраппированы до невозможности! У нас, в Кристинавароше, спокойном, отчасти буржуазном, отчасти аристократическом районе, где живут уважаемые люди с положением в обществе — и такое! Целый бой! Ходят слухи, что это взбунтовалась какая-то воинская часть, укомплектованная секеями — называют десятую запасную дивизию… Немцы утверждают, что Советы выбросили парашютный десант численностью в тысячу диверсантов — но доблестные немецкие воины большую часть перебили, а уцелевших взяли в плен, так что жителями Кристинавароша можно не беспокоится… Наделали вы дел со своими головорезами, капитан! — И уже серьезно добавила: — Хорошо, что вы третьего дня пришли за полночь, у нас принято рано ложится, в десять вечера уже все спят… И дождь, что в тот день лил¸ как из ведра — вам на руку, если и были какие-то следы, то все смыты…

Савушкин написал: «Обыск?» Хозяйка вновь улыбнулась.

— Полноте, капитан, о чём вы, право слово… Мой муж пропал без вести в бою со словацкими бунтовщиками, я почти что вдова героя, павшего за Венгрию… К тому же баронесса и генеральша. Впрочем, если даже и случится невероятное и в моём доме будет обыск — об этом подвале никто из соседей не знает, дверь на лестницу, ведущую сюда — в дровяном сарае… Доктор Берталан знает о бомбоубежище, он был тут трижды — но я в нём абсолютно уверена… Его водитель, который увёз вашего сержанта — наш бывший садовник, мобилизованный этим летом, он — почти что член нашей семьи… Так что вам здесь никто и ничто не угрожает.

Савушкин, удовлетворённо кивнув, написал: «Мой сержант?»

Вера Антоновна пожала плечами.

— Всё в руках Божьих… Ранения у него очень серьезные. Особенно в живот. Задета печень, если организм не сумеет её восстановить — ваш сержант умрёт. Остальные не столь опасны — доктор наложил гипс на плечевую кость, пробитое лёгкое, если не будет абсцесса, заживёт за три-четыре недели. Всё в руках Божьих, — повторила она. И грустно улыбнувшись, добавила: — И погиб мундир моего мужа, который был на вас. Окончательно и бесповоротно. Восстановлению не подлежит… — И, помолчав, добавила: — Как и наша жизнь.

Капитан вздохнул и написал: «Лекарства?»

Вера Антоновна развела руками.