Кровавый Дунай

— Будапештского городского трамвая? — Удивлённо переспросил Савушкин.

— Да. Это в пяти примерно километрах от королевского замка. Штаб первого корпуса, который находился в монастыре Сионской Божьей матери, покинул монастырь — у его стен тоже появились советские танки. Они же были замечены на шоссе Хидегкути. Двести шестой зенитный дивизион со всеми шестнадцатью орудиями перешел на сторону Советов в районе севернее Эрда. Зенитная батарея на Чиллиберк сдалась русской пехоте, которая к обеду добралась до станции зубчатой железной дороги на Сечени-Хедь. Русские вместе с остальными пассажирами сели в вагон и отправились к конечной остановке восемьдесят первого трамвая в Зуглигете.

— Советы в Зуглигете? Не может быть! — Воскликнул Имре.

Вера Антоновна пожала плечами.

— Это по словам Корнеля. Не вижу причин ему не доверять. Он также сказал, что русские на фуникулёре вместе с горожанами добрались до Швабского холма, а на вершине Яношхедь установили красный флаг.

Тут в разговор вмешался Савушкин. Покачав головой, он произнёс:

— Не думаю, что речь идёт о чём-то серьезном. Это просто разведка — десятка полтора танков и пару рот пехоты, может быть, какие-то кавалерийские разъезды. Никто не будет затевать штурм города, до отказа набитого войсками — мы одних танков в округе видел штук сто, бронетранспортёры по всем углам стоят, кавалерия вон бивак в парке у Южного вокзала разбила… Нет, это не штурм города. Это разведка.

Вера Антоновна пожала плечами.

— Тем не менее. Но это ещё не всё. Вчера к вечеру советские танки дошли до Ясфалу и подбили паровоз последнего поезда из Эстергома в Будапешт, по той ветке, что идёт вдоль Пилишских гор… Пассажиры поезда разбежались по окрестностям. Корнель сказал, что прямое железнодорожное сообщение с Веной более невозможно — дорога на Вену находится под обстрелом в районе Пилишфёрёшвара. — Сверившись со своими записями, хозяйка продолжила: — Сегодня утром русские танки достигли Татабаньи, Тарьана, Сомора, Дага и Чольнока и пересекли шоссе Будапешт — Эстергом примерно на полпути между городами. И только что Советы заняли Пилишчабу — Корнель сам звонил туда, дежурному офицеру зенитного полка, и ему ответили по-русски… Вот такие новости… Ах, да. Ещё кое-что. Вчера вечером из Будапешта в Эстергом было отправлено гестапо. Так что теперь в наш дом уже точно они не придут… Из города бегут нилашисты, тысячами. Всё шоссе на Сентендре забито их машинами и автобусами. А как они кричали на своих митингах «Будапешт останется венгерским!»…

— Понятно, — бросил Имре. И, покачав головой, произнёс: — Как я понимаю, выехать из Будапешта можно только на север, вдоль Дуная, по шоссе на Сентэндре, и далее на Эстергом. Кстати, мама, что генерал Ослани говорил про Эстергом?

— Они через час туда выезжают; как ты верно заметил, через Сентэндре. Корнель говорит, что офицерское собрание двадцать третьей резервной дивизии, которая расквартирована в Эстергоме, приняло решение капитулировать, но Советы пока до города не дошли. Так что есть шанс через мост Марии-Валерии перебраться на северный берег Дуная… Только нам это зачем? — Хозяйка дома развела руками, а затем, помолчав, продолжила: — Впрочем, Корнель предлагает нам своё гостеприимство, у него поместье у Араньошмарота, там он думает переждать весь этот ужас…

Имре подумал несколько минут, сверился с картой в своём планшете — и, вздохнув, произнёс:

— Если путь на Эстергом ещё свободен — надо ехать. Доберёмся до Комарома и там решим, что делать дальше… Засим вынужден откланяться. Честь имею, господа! — бросил он разведчикам и, подхватив два чемодана, бодро двинулся к гаражу. Вслед за ним засеменила Вера Антоновна — на каждом шагу оглядываясь назад, на покидаемый дом. Савушкин понимал, что в эти мгновения думает хозяйка дома — второй раз в жизни ей приходится бежать, бросив почти всё, от родного порога в неизвестность… В сорок пять это намного трудней, чем в девятнадцать… Но всё же сейчас у неё есть шанс на возвращение — а вот в юности его не было… Савушкин вздохнул. Они остаются в Будапеште, и Бог весть, что их ждёт в осаждённой столице Венгрии. Впрочем, что бы ни было — а приказ надо выполнить!

Обернувшись к лейтенанту, Савушкин промолвил:

— Как думаешь, лейтенант, прорвутся? — И кивнул в окно, за которым с юго-запада изредка погромыхивала артиллерия, да иногда доносился дробный перестук пулемётов — что говорило о том, что бои идут уже в городской черте.

Котёночкин пожал плечами.

— Чёрт их знает. Я вообще не понимаю, зачем им было уезжать?

— Мне капитан объяснил. Если покидаешь место службы по болезни — обязан указать место, где планируешь проходить лечение. Он написал эту, как её, Надьважонь — значит, обязан быть там. А если бы он остался в Будапеште — сочли бы дезертиром… Ладно, это всё лирика. Как думаешь выполнять приказ Центра?

Лейтенант развёл руками.

— Вообще идей нет.

— У меня тоже. Давай, зови наших бойцов, будем держать военный совет. Две головы хорошо, а пять — лучше…