Кровавый Дунай

— Именно так. Мои миномётные расчеты смогли подавить огонь, троих уцелевших немцев привели ко мне. Один из них, пожилой унтер, сообщил мне, что у них был приказ — расстреливать бегущих венгров, не позволять им оставить позиции. Вы понимаете? Мы даже не имели права на манёвр! — Имре яростно скрипнул зубами и продолжил: — Я сумел дозвониться до штаба шестой дивизии — там мне сказали, что это всего лишь трагическая ошибка, что мой батальон должен занять позиции у Алага, где нас будет поддерживать дивизион штурмовых орудий. Но веры немцам у меня уже не было…

На следующий день все батальоны нашей дивизии передали в подчинение девятого горнострелкового корпуса СС. Нам приказано было отойти к Вацу — где держала оборону тринадцатая немецкая танковая дивизия. Пятнадцатого декабря мы двинулась на северо-запад. Двинулись пешком — машин для переброски батальона немцы не дали, мотивируя это тем, что транспорт нужен для снабжения танковых частей. Но очень скоро я увидел, что это за «снабжение»… — И Имре саркастически усмехнулся. — В Дунакеси мы натолкнулись на фазанью ферму, которую грабили немцы. Десятка полтора солдат рубили головы фазанам, ещё с десяток грузили тушки птиц в грузовики. Тут же, у ворот, лежали трупы владельцев фермы — жены и мужа Жолт — наш старший адъютант до войны жил в Дунакеси и лично знал их, он же опознал трупы… Очевидно, хозяева не давали разрешения немцам на реквизицию птицы — и поэтому были просто убиты…

Первым желанием моим было развернуть батальон в боевую линию и расстрелять мародёров и убийц — но я сдержал себя: этим я поставил бы моих солдат в сложное положение и подвёл бы их под военно-полевой суд. Но для себя я решение принял…

— Решение убыть на лечение? — спросил Котёночкин.

— Решение во всём этом больше не участвовать. — Отрубил Имре. И уже мягче добавил: — Я не дезертир. Я просто воспользовался своим правом, правом венгерского офицера… Если бы мы сражались за Венгрию — я бы даже не думал об этом. Но сейчас мы воюем за то, чтобы немцы могли безнаказанно грабить мою страну, вывозить в Германию нашу нефть, пшеницу и алюминиевое сырье — и именно для этого им нужна линия обороны по Дунаю. А сколько погибнет гонведов и мирных жителей — им плевать. Они решили, что Будапешт должен стать крепостью — город, в котором почти миллион гражданских лиц и сотня госпиталей! Даже мерзавец Салаши — и тот готов был объявить Будапешт открытым городом — но Гитлер настоял на обратном… Немцам плевать на архитектуру нашей столицы, на его красоты, на его мосты — для них это всего лишь скопление каменных строений, пригодных к обороне… Они готовы сравнять жемчужину Дуная с землёй — лишь бы продолжить свою войну, которую они уже давно проиграли…

Тут хозяйка дома негромко перебила монолог своего сына — обращаясь ко всем, сидящим за столом, офицерам:

— Мальчики, может быть, по бокалу вина?

Имре кивнул.

— Сюркебарат, если можно. Осталось ещё вино сорокового года?

Вера Антоновна виновато посмотрела на сына:

— Только сорок второго. Год был сырой, солнца не хватило, но дедушка всё равно очень старался…

Имре вздохнул.

— Жаль… Неси, что есть, и прискорбно, что кончился урожай сорокового — отменный был год, для вина — просто волшебный… — И. вновь повернувшись к Савушкину, промолвил: — Но фазанья ферма — это был не конец. Когда я прибыл в штаб тринадцатой танковой дивизии, доложить о прибытии и получить свой сектор обороны — то прямо во дворе увидел «блитц», с которого немецкие солдаты сгружали здоровенный свёрток, метров в пять длиной. Немцы были довольно пожилыми и крайне неловкими — и в результате их суеты и несогласованности действий свёрток развернулся. Каково же было моё удивление, когда я узнал в нём персидский ковёр из королевского дворца в Гёдёллё, который очень хорошо помнил! Нас ведь в школе возили на экскурсию в этот дворец каждый май… Немцы украли этот ковёр! Приказ выкрасть ковёр из дворца, как я узнал позже, отдал лично командир дивизии генерал Герхард Шмидхубер. Это ведь не просто ковёр, это национальное достояние венгерского народа… Вот почему вчера, когда мой батальон приказом по корпусу был выведен в резерв на доукомплектование — я подал прошение об оставлении части в связи с болезнью. Мне отвратительна эта война за германские интересы, я не хочу больше иметь с ней ничего общего. Не хочу помогать немцам, которые считают Венгрию своей собственной кладовой и просто грабят нас. Всё, хватит…

— И куда вы теперь с мамой? — поинтересовался Савушкин. Имре пожал плечами:

— К деду в поместье в Надьважони. Это в Бадачони, на северном берегу Балатона.

Савушкин кивнул.

— Да, твоя мама говорила. Но для этого вам надо проехать через Секешфехервар, мимо озера Веленце. А там сейчас Красная армия…

Имре махнул рукой.

— Я в тех местах учился ездить на машине. Мы с отцом часто выезжали на выходные на Балатон, и кружили по окрестностям. Пакозд, Гардонь, Ловашберень, Варпалота — эти города мы объездили вдоль и поперёк. Думаю, мы сможем просочится через боевые порядки Советов… Сейчас зима, темнеет рано, два-три часа — и мы на месте.