— Именно это я и хотела сказать. Она желала получить свою долю с шантажа. И вы напугали ее расспросами обо мне. Так, может, он и не стал бы меня особенно прятать, ведь Афанасий не знал моего адреса. Сидела бы тихо, не ходила в институт — никогда бы не узнал.
Гена вдруг отчетливо вспомнил, как они с Лизой шли к дому Степаниды Ивановны. Он обернулся и еще подивился той поспешности, с которой пересекала улицу несчастная мать. Она бежала, чтобы позвонить Мише.
— Неужели так бывает? — задумчиво произнес он.
Ксения присела на край ванны, бесцеремонно поболтала пальцем в остывшей воде и со вздохом произнесла:
— А как вы думали… Матери все разные. Моя вот бросила меня и живет — не тужит…
«И некому было обучить сиротку, как вести себя со взрослым мужчиной!» — добавил он про себя, негодуя.
— Может, ты выйдешь? Я иду спать.
— Спокойной ночи! — попрощалась она и выпорхнула из ванной.
Он вытерся, набросил халат, почистил зубы и вышел, весь размякший, ослабевший. Воздух в коридоре показался ледяным. Отметил, что свет в гостиной не горит — уснула сиротка!
Но каково было удивление Геннадия, когда он обнаружил сиротку у себя в спальне. Она сидела в кресле и деловито листала один из Марининых журналов.
— Ты будешь сегодня спать?
— Я еще кое-что вспомнила! — оторвала она взгляд от какой-то модной выкройки и бросила журнал на пол.
— Ну?
— Вы ложитесь! Не обращайте на меня внимания!
— Ну, спасибо тебе, благодетельница. — Он прилег.
Ксения тут же перебралась из кресла к нему на кровать, присев на самый краешек. Он понял, что не выспится.
— Я ведь упустила самое главное, — призналась она.
— А через час окажется, что есть еще и самое-самое главное? — рассмеялся он. — Ты на каком курсе, Ксюша?
— На третьем.
— Значит, тебе всего…
— Скоро будет двадцать…
Но это уже не имело никакого значения — сколько есть, сколько будет. Он притянул ее к себе. Белый халат распахнулся, обнажив маленькую высокую грудь с упругими розоватыми сосками…
Он и не подозревал, что способен так молниеносно изменить Марине.
Едва переводя дыхание, Ксения ни с того ни с сего захихикала.
— И что здесь смешного?
— Я ведь и в самом деле собиралась сообщить вам нечто важное, а вы взяли меня и трахнули!
— Прости, что перебил, — усмехнулся Гена.
— Ничего-ничего, было даже приятно! — подхватила она игру и наконец сообщила о «важном»: — Я еще в первый день спросила у Миши: «За что Афанасий убил Кирилла?» Он мне ответил: «Кирюха — это подготовительный этап. Фан подбирается к одному большому человеку, очень влиятельному. Да кишка у него тонка «замочить» такого! Только и может питаться рыбкой помельче». Тогда я спросила: «Зачем ему это надо?» — «А жить ему на что? Как ты думаешь? Мелкая рыбешка — это одна такса, а крупная — уже совсем другая!»
Ксения не обманула. Ее последняя информация действительно оказалась важной, самой важной. Такого варианта Балуев даже не рассматривал.
Светлана тихонько помешивала ложечкой чай. Это уже была пятая чашка за сегодняшнее утро. Ее мучила жажда.
Вторую ночь она напивалась в стельку. «Опять пойдешь пьяная на работу?» — ворчал Дима. Но, несмотря на увещевания любовника и босса в одном лице, она никак не могла остановиться — ночь напролет посасывала из стакана виски, пока не проваливалась в беспокойный непродолжительный сон.
Голова раскалывалась. Она говорила себе, что так может зайти слишком далеко, но предчувствовала заранее: как только придет домой, потянется к холодильнику за бутылкой. И не дай Бог, если там не окажется скотча — она устроит скандал! «Ты держишь меня за алкоголичку?! За подзаборную тварь?!» Чего только не выслушал он за эти поганые ночи! И все-таки держится за нее, не хочет отпускать. Ясное дело, боится одиночества. А кто его не боится? Раньше у Стара были друзья…
— Ну вот, опять начинается! — специально произнесла она вслух, чтобы заглушить новый поток раздумий и воспоминаний.
Как странно все-таки бывает в жизни. Пять лет она спокойно прожила после развода с Андреем, не мучаясь, не терзаясь. И вот хватило короткой встречи перед его гибелью, — будто приехала проститься, ей-Богу, — чтобы сердце без конца ныло, чтобы навалилась вдруг смертельная тоска.
Почему-то на многое она теперь смотрела глазами Андрея, ставя себя на его место. От этого только усиливалась боль.
Теперь ей казалось, что они могли бы жить счастливо, если бы она проявила чуточку внимания к нему, к его увлечению. И еще — терпение. Безграничное терпение…
Нет, останавливала она себя, это все равно должно было кончиться — годом раньше, годом позже. Дело не в терпении и не во внимании. Дело в том, признавалась себе Светлана, что она никогда его не любила. А любила другого, подлого, трусливого… Она заслужила эту участь.
Покойников принято обелять. Вот и она в последнее время занималась тем, что приклеивала к образу бывшего мужа крылышки. А ведь Кулибин был далеко не ангел. А кто из нас ангел? Даже простодушный Валька не был ангелом.
Вспомнились сразу их волейбольные майки, которые они долго хранили, как святыни.