— Это верняк, — с грустью в голосе признался Желудков. — Иначе бы хрен он получил Кулибина!
— Никто из вас не замечал слежки?
— Да вроде нет.
— Скажи, а такого человека ты не знаешь? — И он описал внешность «сектанта».
Илья только хмыкнул в ответ и повторил:
— Безнадежный случай. В таких пальто пол-Москвы ходит. Выпуклый лоб — это вообще ни о чем! У меня тоже выпуклый лоб. А на руки я не смотрю. Вот если бы у него зубов не было или один глаз всего — другое дело…
— Размечтался!
— А так бесполезняк искать, — скептически закончил Желудков и осторожно поинтересовался: — Как насчет листочка? Уничтожите?
— Еще один вопрос. Последний, — пообещал Геннадий. — Твой босс не давал задания найти убийцу?
Илья долго молчал, не решаясь, по-видимому, ответить, а потом напомнил:
— Вы же обещали мне, что наших «фирм» мы не будем касаться.
— Я тебя прошу только сказать, да или нет.
Желудков остановился на втором варианте.
В аэропорту они больше не говорили о поэзии и поэтах.
— Я займусь этой женщиной в летах и другом в Митине. — Истомин уже напоминал ему не мудреца, а решительного партизана.
— Есть дело поважней, Женя. — Балуев долго не мог решиться на это и молчал всю дорогу до аэропорта, определяя степень риска. — Ты веришь в Бога?
— Какое это имеет отношение?
— Имеет.
— Ну, верю. Еще в младенчестве крестили.
— В церкви крестили?
— А где ж еще? Да ты не темни! Говори как есть! — возмутился Истомин.
И Балуев рассказал ему про «сектанта» и про общину.
— Надо пойти туда. Встретиться с пресвитером, расспросить людей о нем. Может, кто-нибудь знает, где он жил в Москве. Ведь он где-нибудь жил. В гостинице — должны быть паспортные данные. Если снимал квартиру — поговорить с хозяевами.
— Ясно. Это дело по мне! — с воодушевлением признался мудрец партизан. — Ты на обратном пути заскочишь?
Геннадий покачал головой, потому что горло сдавила тоска. Уж больно хорошо ему было с этим человеком.
— Я тебе позвоню, — пообещал он. — Если будет что-нибудь экстренное в эти два дня, звони Кристине. Она со мной свяжется.
Объявили регистрацию рейса на Лондон.
Они обнялись на прощание. Балуев предупредил:
— Будь осторожен! — И, словно пароль, добавил: — Воздух пропитан отравой…
Ей не хотелось жить после того, как он уехал. Все осточертело Марине в этой жизни. Муж оказался неверен, дети раздражали, лечебное голодание не шло на пользу, нервы никуда не годились — плакала через каждые пять минут по любому пустяку.
В последние дни она все чаще вспоминала первого мужа. Вот уж было кроткое создание! Правда, и мужик не ахти какой был ее Валентин — рохля, заика, одержимый рок-музыкой. Зато слушал ее беспрекословно. Подчинялся во всем. Попробовал бы Валя завести кого-нибудь на стороне! Уж он бы имел у нее бледный вид!
Они познакомились в архитектурном. Учились в одной группе. Валя не был ее мечтой. До пятого курса она вообще его не замечала.
Любила другого. Грезила им. Да и кто им не грезил? Весь институт с ума сходил! Стоило ему выйти на сцену, расставить широко ноги, обхватить ладонями микрофон, медленно приподнять подбородок, закрыть глаза и начать хрипловатым, срывающимся голосом… Что творилось вокруг! Он стоит неподвижным монолитом, в сапогах и галифе, а зал беснуется!..
Он покорил сначала институт, потом город, потом страну. Даже не верится сейчас, что училась в одной группе с Великим. А Валька… Что Валька? Играл сначала у Него на бас-гитаре. Потом стал не нужен.
Валька достался ей девственником после одного из концертов Великого. Тот предпочел развлекаться с другой, а ей достался Валька. Кто бы мог подумать, что бывают целомудренные рок-музыканты? Пришлось Марине учить его всем премудростям секса. Уж у нее-то к пятому курсу опыт был будь здоров!
А Валька влюбился без памяти! Дарил цветы и конфеты. Сделал предложение — отказала. На хрена ей такой рохля? Он и слова-то по-человечески сказать не может — беспощадная борьба со звуками! Как с ним жить?
Но через месяц, когда поняла, что беременна, она перестала задавать себе вопросы. Валя умолял выйти замуж. Мать не дала сделать аборт. «Нечего грех на душу брать! Другие бросают, а этот вон как изводится!»
Казалось, не было счастливей человека, чем Валентин, когда они обменялись кольцами. А Марину подташнивало, и при выходе из загса она потеряла сознание.
Когда пришла в себя, они уже мчались к памятнику Ленина, а в глазах Валентина, в его васильковых глазах стоял дикий ужас. Нет, никто ее так не любил, как он!
Прожили вместе недолго, всего пять лет. С Геной она живет уже шесть. Да и что это за жизнь была? Вечная мука. Пока сына в ясли не пристроила, жили на мамино подаяние. Валя приносил какие-то гроши с каких-то мифических концертов. Ведь он больше не играл у Великого.
Марина пошла работать, села за кульман в одном чахлом НИИ. Какой-никакой, а все же оклад.
Валентин устроился сторожем в детском саду. Помаленьку жизнь налаживалась, хоть и не клеилось у Валентина с музыкой. Парень страдал. Сменил еще одну группу. Стало хуже. Реклама отсутствовала. Зритель не шел. Концерты отменялись.