К лету 1922 года внутриполитическая обстановка в Крае стала постепенно накаляться под воздействием результатов так называемой «пацификации» (дословный перевод – успокоение, внесения спокойствия –
У нас нет оснований говорить о спланированности т. н. саботажных акций руководством Львовской ВО-Абвер. По большей части выступления местного населения, как мы уже указывали выше, носило чисто спонтанный характер и являлось некой реакцией народа на его притеснения со стороны польской администрации, недовольством колонизаторской политикой властей, не встречавшейся в период существования Австро-Венгерской империи. Никто из участников Львовской ВО-Абвер не указывает в своих воспоминаниях о проведении пропагандистской работы на территории Края. Поднимать массы на борьбу без ясной цели, идеи и лидера было обречённым занятием. Поэтому никто не хотел рисковать. О каком риске и «борьбе» может идти речь если так называемую идеологию украинского национализма, которая могла бы в какой-то мере дополнить религиозную веру населения Края, никто не разработал и донести народу не собирался. Куда проще было шпионить и получать за это деньги в надежде, что скоро два врага сойдутся «в схватке», а когда они обессилят, тогда и поднять восстание, установив свою власть в родном крае.
Подводя итог работы Е. Коновальца в ранге команданта Краевой экспозитуры во Львове можно согласиться с заключением Е. Петрушевича о полном провале усилий правительства ЗУНР в изгнании, посредством «ВО-Абвер», организовать антипольское повстанческое движение и выступления украинских народных масс с целью приобретения политических прав требования перед странами Антанты – возродить ЗУНР и вернуть ей территорию Гали́ции. Работа была провалена. Поиск виновников, по рекомендации Е. Коновальца, остановился на М. Дзиковском, который «всех выдал»…
В этой связи, по нашему мнению, вопрос предательства М. Дзиковского до сих пор остаётся не прояснённым. З. Кныш в своих мемуарах ссылается на О. Навроцкого, сообщившего о предательстве М. Дзиковского, но, и тут крайне важный нюанс, – О. Навроцкий в свою очередь ссылается на Е. Коновальца: «…Там я увидел в последний раз полковника Коновальца и говорил с ним. Это было на следующий день после атентата на Сидора Твердохлеба. Полковник Коновалец специально пришёл туда, чтобы информировать меня, а через меня и других, что организатор атентата М. Дзиковский сломался, сдали нервы, готовый засыпать всех и вся…».[142]
Если верить О. Навроцкому, а нам приходиться верить т. к. иными источниками мы не располагаем, 16 октября 1922 г. Е. Коновалец во Львове зашёл на работу к О. Навроцкому (в Украинский Городской Комитет в котором тот являлся Председателем Украинского Студенческого Союза –
Уже находясь в тюрьме, О. Навроцкий узнал, что М. Дзиковский отказался от своих показаний под угрозой расправы со стороны сокамерников. Больше того, через несколько дней на допросе в суде М. Дзиковский, воспользовался некой оплошностью конвоира, выбежал из кабинета следователя, закрыл на ключ дверь, который, по каким-то не понятным причинам оказался в замке, и, выбежав из здания суда, смешался с толпой, и исчез. Как пишет далее О. Навроцкий: «…Об этом я узнал от студента, который несколько дней спустя пришёл ко мне… с просьбой от Дзиковского дать ему денег на бегство за границу. Не зная этого молодого человек, я отказался от знакомства с Дзиковским. Однако, он сообщил, что принадлежит к Боевому отделу, сослался на известных мне его товарищей и, в конце концов, я дал ему деньги, не припоминаю сколько…».