Кровавый омут Карабаха

Неожиданно стоящие перед нами солдаты отошли. Их место заняли сразу другие — рослые, с высокими щитами и белыми дубинками. Начищенные сапоги: эти готовились, как на парад. Сбоку подъехала затейливая военная машина, и нам в глаза ударил хлесткий луч прожектора, одновременно с этим стало трудно дышать, в пучках света было видно, как пошел дым. Помню крик мужчины, поднявшего над головой ребенка. Генералы дали команду: началось.

О сопротивлении не могло быть и речи. Единственно, что удавалось, так это, прикрываясь от ударов сапог, дубинок и прикладов, кричать: «Азербайджан!», «Азербайджан!».

Были ли в ту ночь жертвы? По официальным данным таковых не было. Что касается меня, — продолжает Ровшан Мустафа, — то я видел окровавленных людей, потерявших сознание женщину и двух стариков; Нам удалось поднять и унести их с собой. Спецвойска, заставляя людей бежать по живому коридору в сторону морвокзала, наносили удары и умудрялись при этом еще и шутитъ между собой. Впереди дорогу преграждали боевые машины, на которых стояли солдаты с направленными на нас автоматами. Мы остановились, окруженные со всех сторон. Плакали дети, искали друг друга, выкрикивая имена друзей, женщины перевязывали пострадавших… Уверен, что можно было избежать трагедии, но демократия у нас была гостьей. Хозяином дома — дубинка».

Когда гость из Запорожья, народный депутат СССР Виталий Челышев в беседе с членом правления НФА Исой Гамбаровым заметил, что азербайджанский Народный фронт переживает свою романтическую пору (за ней — этап кризиса и практических дел), Гамбаров ему ответил:

«Нет, с миром грез мы расстались 5 декабря 1988 года. Романтический этап завершился в ту ночь».

Через год противостояние власти и народа в Баку проявилось с еще большим ожесточением и отчаянием. Теперь на подмогу Везирову в столицу Азербайджана прибыли члены Политбюро Гиренко и Примаков, высшие чины КГБ и МВД СССР. Министр обороны Язов, лично руководивший операцией, получил за нее маршальский жезл. Очевидцы рассказывают, что 20 января 1990 года тогдашний глава МВД Вадим Бакатин собрал руководство МВД республики и, демонстрируя свой демократизм, перед началом совещания обошел строй блюстителей порядка, здороваясь с каждым за руку. Всего один полковник отказался подать руку палачу. «Вы не боитесь суда истории?» — задал он своему министру вопрос. «Мне плевать на историю, — раздраженно ответил Бакатин, — важно доложить руководству страны об исполнении приказа».

К началу январских волнений 1990 года Армения уже откровенно правила Нагорно-Карабахской автономной областью: 1 декабря 1989 года Верховный Совет Армении принял решение об одностороннем присоединении этой области, поправ права суверенного Азербайджана. За 42 дня все предприятия НКАО были включены в состав армянских министерств и ведомств, все райкомы партии уже вошли в состав Компартии

Армении. Последняя же предпочла сотрудничество с Дашнакцутюн дружбе с единоуставной Компартией Азербайджана. Все азербайджанские флаги, гербы, надписи, бланки и тексты уничтожались. На территории НКАО поднят флаг и герб Армении. Появилась и еще одна медаль «Арцах», посвященная присоединению НКАО к Армении.

Все эти идеологические акции, подготовленные еще при Вольском, сопровождались в начале января 1990 года актами военного террора. Был взорван водопровод, подающий воду в Шушу, взорван мост, ведущий в азербайджанское село Ходжалы, а 7 января взорвана железнодорожная колея там же. Продолжались опустошительные атаки на азербайджанские села уже за пределами НКАО — в Кубатлинском и Лачинском районах, нападения на автобусы с пассажирами-азербайджанцами. Из Армении в НКАО вместе со строительными грузами направлялись ракеты «земля-земля», взрывчатка и автоматы.

В Баку 8 января 1990 года заседал партийно-хозяйственный актив республики, на котором с резкой критикой центра и лично Везирова выступил секретарь ЦК КПА Гасан Гасанов. Его выступление, записанное на диктофон, появилось в газете Народного фронта «Азадлыг» («Свобода»). Гасанов весьма откровенно перед присутствовавшим московским начальством во главе с партайгеноссе Андреем Гиренко проанализировал чувства «национального одиночества и национальной отчужденности» своего народа. Его тезисы и отмечали как раз противостояние власти и народа:

«Недоверие и к центру, и к нам со стороны народа переплелось в единое целое. В любом из нас, должностном лице, видят человека, предпочитающего угодничество перед центром авторитету перед народом. В нас, должностных лицах, видят людей, предпочитающих закрепление на занимаемых должностях, защите интересов народа. Нас называют, в полном смысле этого слова, манкуртами».