— Ваши люди не знают, что находятся в заповеднике?
— Знают, — спокойно ответил Джонни, — и что теперь?
— Эти слоны находятся под охраной!
— Кто это решил? — сдвинул брови мужчина, — несколько белых стариков, что, разбогатев на поте и крови чернокожих, решили еще и запретить им охотиться? Те самые белые, что истребляли этих слонов целыми стадами, теперь решили раскаяться — но почему-то только перед животными. Когда ваши белые богачи смогут накормить всю Африку — может тогда, мы перестанем есть мясо диких зверей. Пока же этого не произошло — не им решать, чем нам кормить своих женщин и детей.
Сара молчала, чуть ли не впервые в жизни не найдя, что ответить. Она сама, пусть и родилась в небогатой семье, все же никогда не знала голода и с трудом представляла себе каково это. Наблюдая за животными, в том числе и за тем, как они охотятся, она ни разу не задумывалась о том, что для многих местных жителей остаются недосягаемой мечтой те килограммы мяса, что пожирают львы и гиены. Сейчас же ей как-то вдруг бросились впавшие худые лица здешних жителей, распухшие от голода животы малолетних детей, тянувших тонкие ручки к кускам мяса.
Столь велика была сила обвинительного пафоса в устах Джона Конго, что Сара, подавшись ей, как-то пропустила то, что сам великан, пышущий силой и здоровьем, вовсе не выглядит изнуренным голодом, — как и его ближайшие соратники.
— Даже если вы убьете всех слонов на континенте, — все же возразила она, — этим вы не спасете Африку от голода. Должно быть иное решение.
— Возможно, — кивнул Джон, — и ради этого мы воюем. Лев пробудился — и от его раскатистого рыка дрожат троны тиранов. Под моим началом — десятки таких лагерей и все они полны воинов, жаждущих свергнуть Мобуту. Как только эта страна избавится от диктатора, что высасывает из нее соки, словно огромная пиявка — для Конго начнется новая, счастливая жизнь.
— Но ведь вы не местный, — продолжала возражать Сара, — я хочу сказать…вы не похожи на конголезца.
— Мои предки явились с острова на востоке, — качнул бородой Джон, — изгнанники, вечно гонимые, дважды лишенные дома. Но в моих жилах течет и африканская кровь — я даже не знаю, сколько народов смешалось с моими предками. И поэтому я всегда готов помочь тем, кто отстаивает свое право на достойную жизнь. В Зимбабве, Мозамбике, Анголе, Намибии, теперь вот и здесь, — везде, где народ восстает против тиранов, борясь за свою свободу, Джонни Конго окажется рядом, чтобы бороться за победу революции.
— Это так…благородно, — Сара чувствовала, как ее захватывает прозвучавшая в голосе мужчины могучая страсть, — так самоотверженно.
Джон снисходительно посмотрел на женщину.
— Так что, говорите, вас привело в эти края? — внезапно сменил он тему.
— Гиена, — не задумываясь, ответила Хардинг, — точнее…легенды о животном, которого именуют «африканским медведем», «нанди-бэром». Мне кажется, что под этим именем скрывается гигантская гиена, что обитала в Африке…ее еще называют пахикрокута. Не так давно я слышала, что «нанди-бэра» видели в этих краях и я предположила, что война выгоняет животных из их привычных мест обитания и…
Джони вскинул руку и Сара неожиданно для себя замолчала.
— Я не понял и половины из того, что ты говоришь, — веско сказал он, — но если ты хочешь увидеть своего зверя, то я могу помочь. Сегодня ночью, в затерянном городе Зиндж ты встретишься с Матерью-Гиеной. Мы может и не настолько печемся о зверях, как белые, но и по сей день, мы знаем о них то, чего до сих пор не может узнать ваша хваленая наука.
Полная Луна взошла над поросшими джунглями руинами — последним, что осталось от великого города Зиндж. Странные, однотипного вида здания, украшали окна в виде полумесяца. Сара слышала об этом городе раньше: легенды о нем легли в основу романа Хаггарда «Копи царя Соломона». А еще в 1187 году момбасский араб ибн Барату писал: «