Кровавый песок

Усачев оказался ленинградцем. Парень окончил восемь классов и за неимением у родителей возможности платить за десятилетку до призыва работал токарем на каком-то оборонном заводе. Призвали его в прошлом октябре, но в мясо ноябрьских и декабрьских боев на Пятачке необученный мальчишка не попал. Сначала Семена определили минометчиком, но на наводчика миномета ему долго учиться не пришлось. Тут Володин немного не понял, минометную учебку то ли расформировали, то ли списали из нее большинство курсантов в пехоту, в общем, Усачев оказался одним из них. Однако, так как образование парня никуда не делось, в стрелки он снова не попал, прошел обучение на пулеметчика «Максима» и был распределен в 86-ю стрелковую дивизию. К счастью, уже после того, как самый жуткий период закончился. Удачно пройдя горнило зимних боев на пятачке, парнишка оперился и теперь лелеял мечты о курсах младших лейтенантов, куда его к лету должны были откомандировать. Вопрос с этим якобы уже был решен.

Замполитрука Семенахин, со слов Усачева, носил черные петлицы в память о Ленинградском корпусе ПВО, где служил пулеметчиком до войны. Бывшим зенитчиком он был в полку не единственным. Как шибко грамотный, «Петро» должен был отправиться на курсы младших лейтенантов вместе с Усачевым.

«Не самый глупый ход!» — мысленно похвалил Володин комбата. Было похоже, что в нем увидели толкового бойца и отправили в этот расчет для подготовки Семенахиным своей замены.

На плацдарме последние месяцы было тихо. День ото дня мало чем отличался, потери были невысокими, так что людей заедала рутина, крысы и вши. Мылись и стирались стрелки второго батальона редко, раз в две недели, не чаще, но для пулеметчиков, благодаря их особому положению не было особой проблемой сходить к реке за водой.

Умничать касательно мелких окопов и «пот экономит кровь» Володин не стал. Даже не потому, что восемнадцатилетний сопляк был не той аудиторией. Уж что-что, а армия ссать против ветра отучает быстро. Та, в которой он находился, тем более. Ничего, кроме очень больших проблем, он бы неуместными инициативами не нажил.

И плевать было этой жизни, что даже не от самих нехороших предчувствий, а от невозможности хоть как-то на их исполнение повлиять уже хотелось выть.

* * *

Пулемет образца 1910/30 года оказался несколько более сложной конструкцией, чем казалось Володину. Причем и по конструкции, и правилам обращения с изделием. Одно только заряжание состояло из семи действий: «Вставить наконечник ленты в поперечное окно приёмника справа налево и протянуть ленту до отказа влево; подать рукоятку вперёд; продёрнуть ленту влево до отказа; отпустить рукоятку; вторично подать рукоятку вперёд; вторично продернуть ленту влево до отказа; вторично отпустить рукоятку.»

— Может быть, мы про Анку чего-то не знаем? — буркнул он, завершив цикл. — Кто знает, может, эта курица до революции на инженер-конструктора училась?

Замполитрука с Усачевым захохотали, как дети. Может быть, благодаря этому процесс учебы на поставленном перед открытой дверью пулемете пошел бодрее. Все за несколько часов изучить было невозможно, однако, Семенахин впихнуть в него невпихуемое и не пытался, но основные действия при обращении с оружием он Володину преподал. И старательно проследил, чтобы они как следует усвоились.

Роль дежурного «Максима» в ночных пострелушках особой сложностью не отличалась. Пулемет переносили из ДЗОТ-а на одну из запасных пулеметных площадок, откуда он в течение ночи периодически шмалял по нейтральной полосе и в направлении огневых точек в окопах противника. Так как осветительные ракеты в полку были только в НЗ, прицеливание производилось при свете немецких. Ведение огня при свете осветительных ракет было категорически запрещено, использование трассирующих пуль тоже, так что из «Максимов» долбили вслепую с закрепленными механизмами. Расход патронов для дежурных пулеметов строго не ограничивался, но настреливать за ночь больше двух лент ни начальством, ни боевыми друзьями не рекомендовалось — начальство приберегало боеприпасы, а расчеты набивали холщовые ленты вручную.

Надо сказать, что к таким темпам дурного расхода ресурса вооружения Володин, мягко говоря, не привык. При комфортабельном по тепловому режиму настреле одним только «дежурным огнем» 500 патронов в сутки, ресурс ствола ПКМ улетел бы примерно за месяц. Через два под списание пошел бы и сам пулемет. «Максим», в расчет которого он попал уже в декабре 1941, был не новым, после этого в течение четырех месяцев настреливал от 250 до 2000 патронов в сутки, но, по результатам общения с Семенахиным, особых признаков усталости не демонстрировал. Чтобы Володин мог в этом сам убедиться, замполитрука пообещал где-то через недельку взять разрешение у командира взвода и произвести полную разборку «Максима».

Кстати, «машинку Ракова», со слов замполитрука, конструктор уже изобрел[2]. Зенитчики их использовали вовсю. Это пехоте средств механизации дурной работы, как всегда, не досталось.