— Слушаюсь, комиссар! Только я не понимаю, почему вы решили, что не выйдете живым из автомобиля. Пожалуйста, объясните мне это потом.
49
Тереза видела из окна кухни, как два полицейских сели в автомобиль, а потом он подпрыгнул, сорвался с места и укатил. Их появление вызвало у нее любопытство, а зеленые глаза, прозрачные как стекло, произвели на девушку сильное впечатление. Она видела, что стало с хозяином и хозяйкой. Профессор, который в последние дни не мылся и не брился, вдруг стал еще более чопорным и выглядел безупречней, чем всегда. Синьора, по-своему очень красивая и всегда наряженная по моде, оделась скромно, как служанка приходского священника на родине Терезы, старая ворчунья.
Когда Тереза подавала чай, все молчали; лиц она тоже не видела, потому что держала глаза опущенными. Но она кожей чувствовала, какое огромное напряжение повисло в этой комнате. Через дверь маленькой гостиной до нее долетали только тихие неразборчивые звуки: никто ни разу не повысил голос. Пока там шел разговор, она привела в порядок комнату синьоры — вытерла пятна вина и рвоты.
Потом она принялась убираться в кабинете профессора и заметила грязные башмаки, которые теперь лежали у нее на кухне, в маленьком шкафчике.
Легкий ветерок принес в кухню приятный запах. Тереза подняла глаза, посмотрела в сторону моря, откуда он прилетел, и подумала: теперь весна в самом деле наступила.
Пустив по следу Эммы своего друга-бригадира, Ричарди вернулся в управление один. Перед дверью кабинета его дожидался Понте. Взгляд курьера быстро метался из стороны в сторону.
Заместитель начальника управления Гарцо был вне себя. Это было заметно по его частому дыханию и красным пятнам на лице. К тому же, когда Ричарди вошел в его кабинет, Гарцо не вышел ему навстречу.
— Итак, Ричарди, вы, как всегда, не исполняете мои указания! На этот раз я не намерен терпеть ваше поведение, если только вы не предоставите мне объяснение.
Ричарди склонил голову набок, словно спрашивая, в чем дело, и ответил:
— Я не понимаю вас, доктор. Разве мы не договорились, что я допрошу синьору Серру ди Арпаджо? И что мы поедем к ней в особняк на машине? Мы именно это и сделали.
Гарцо фыркнул, как бык.
— Профессор лично позвонил мне и пожаловался на ваше совершенно непочтительное поведение. Он сказал, что вы общались с ним почти как с преступником. Это правда?
Ричарди пожал плечами:
— Не все мы привыкли вращаться в высшем обществе, доктор. Я много раз завидовал вашим дипломатическим способностям. Я лишь задал вопросы, относящиеся к делу, без всяких задних мыслей. Будь я на вашем месте, такая преувеличенная защита вызвала бы у меня беспокойство: обычно — и вы, при вашем большом опыте, это знаете — подобная реакция означает, что человек что-то скрывает.
Гарцо отвел взгляд. Ричарди был уверен, что если бы стоял ближе к нему, то услышал бы гудение мозга, который работал на пределе своей мощности. Гарцо, бюрократу в полиции, не нравилось спорить со знатью. Но еще меньше ему хотелось, чтобы убийца был обнаружен не в результате расследования, а случайно. В этом случае пресса растерзала бы его за то, что он защищал профессора. Такое уже случалось, и Ричарди знал об этом.
— Разумеется, вы тоже правы, Ричарди. Я далек от вашего расследования и не хочу влиять на его ход. Но я должен во второй и, надеюсь, последний раз посоветовать вам вести себя в высшей степени осторожно. Если вам понадобится выслушать кого-нибудь из семьи Серра ди Арпаджо, вы сначала должны попросить разрешения у меня. Понятно?
— Да, доктор.
Бригадиру Майоне наконец досталась работа, которую он любил, — та, где нужно шевелить ногами, — собирать сведения, имена, факты, маленькие истории — отрывки большой повести чьей-то жизни. Работа, которая позволяла ему с головой погрузиться в жизнь, отправляла его бродить по городу, по кабинетам и магазинам, по всем улицам — от маленьких переулков до больших проспектов, обсаженных деревьями. Работа, которая приносила ему новые знакомства и позволяла снова увидеть лица давних знакомых, которая позволяла ему слышать голоса Неаполя. И которая не давала ему думать ни о чем, кроме нее. А сейчас ему больше чем когда-либо нужно было забыть про все остальное.
Два вечера назад он вдохнул уже почти забытый аромат дома: почувствовал заботу женщины и запах еды, которая приготовлена для него. Кажется, даже заметил во взгляде Филомены искреннюю тревогу из-за того, что он устал.
И все же в душе у него была печаль. Ему казалось, что он со стороны смотрит на жизнь другого человека, который незаконно занял чужой трон. Ему было неловко и грустно. Вернувшись домой, он молча лег в кровать и лишь тогда почувствовал себя на своем месте, хотя Лючия уже давно спокойно спала, запертая в своем мире воспоминаний.
Думая об этом, он наконец увидел, как привратник семьи Серра ди Арпаджо вышел из особняка без униформы и направился к себе домой.
Майоне покинул полумрак парадного входа и подошел к этому человеку. Сделав вид, что встретил его случайно, бригадир предложил угостить его пивом по случаю конца дежурства.
50