Кровавый риск

Мистер Меллио сам по себе, тем не менее, противоречил этому впечатлению настолько всецело, что вы могли почти полностью забыть о богатстве комнаты и о потере своего состояния. Он излучал уверенность и компетентность. Он был высоким широкоплечим мужчиной, и он бы хорошо подошёл для одного из ранних фильмов с Джоном Вэйном в качестве молчаливого ковбоя, который делает шаг вперёд, чтобы стать на сторону Дюка[39], с грозными губами и непоколебимый во имя добра и благородства. В пятьдесят лет его волосы были более светлыми, чем каштановые, достаточно густые, чтобы закрывать уши до мочек, но причёска определённо не была модной. Лицо его было как глыба, лоб как плита, скулы как скалы, прямой волевой нос, подбородок как мастерски высеченный кусок гранита. Он выставил подбородок вперёд и предложил Такеру руку. Рука была огромной и создавала достаточное давление для того, чтобы рукопожатие было и не жидким, и кости не сломались. Как и рукопожатие, всё в мистере Меллио было спланировано; вы могли бы подумать, что он не сделает очередной вдох, прежде чем не оценит необходимость этого. Несмотря на оформление комнаты, он соответствовал ей как человек, который мог управлять деньгами, как священник справляется с причастием.

— Как поживаешь? — спросил мистер Меллио, заняв своё место за огромным тёмным столом, на котором почти ничего не было. — Я не видел тебя… дай-ка вспомнить…

— Восемь с половиной месяцев, — сказал Такер. — В последний раз мы с вами и отцом виделись в суде.

Мистер Меллио скривился, улыбнулся сквозь зубы и сказал: «Да, конечно, неудачный день».

— Для меня, — согласился Такер.

— Для всех нас, особенно для твоего отца, — сказал Меллио. — Знаешь, Майкл, он не хотел с тобой воевать по этому поводу. Его ужасно огорчило…

— Мой отец никогда и ни по какому поводу не огорчался, в особенности из-за своего сына. — Он постарался сказать это без волнения, спокойно и легко, как будто он просто читал что-то из учебника, что-то неопровержимое. Ему показалось, что ему это удалось.

— Твой отец заботится о тебе, Майкл, заботится больше, чем ты…

Такер поднял руку и вспылил. Он сказал: «Если он так дохрена много заботится, почему бы ему не передать мне моё наследство? Это сделало бы всё значительно проще для меня».

Мистер Меллио выглядел огорчённым, как любящий отец, который должен преподать неприятный урок ребёнку. Он откинулся назад в своём кресле, над ним маячил Клее, и сказал: «В завещании твоей матери недвусмысленно указано, что твой отец будет управлять твоим трастом до того времени, как ты станешь взрослым достаточно для того, чтобы управлять фондом самостоятельно».

— До тех пор, пока ему не покажется, что я стал взрослым, — поправил Такер. — Он заявил это моей матери, когда она была больна, очень больна, за две недели до её смерти.

— Ты хочешь всё выставить так, как будто твой отец пытался получить контроль над твоим наследством для того, чтобы увеличить своё собственное имущество. Но так как у него и так достойное состояние, то это абсурд.

— Я имел в виду не это, — сказал Такер. — Он получил контроль над моим наследством в попытке получить контроль надо мной, но он просчитался.

— Майкл, — сказал Меллио, подавшись теперь вперёд, опершись обоими локтями о стол, положив подбородок в руки и попытавшись посмотреть как эльф, ставший от этого всего несчастным. — Ты мог бы встретиться с отцом. Ты мог бы всё исправить. Я уверен, что если бы ты попробовал поработать над отношениями между вами, он бы вернул имущество в твои руки.

— Ни за что на свете, — сказал Такер. — Возможно, если бы я был верным лизоблюдом на протяжении восьми или десяти лет, он бы и дал мне то, что я хочу. Я не хочу тратить столько времени на безнравственного, эгоистичного старика.

— Майкл, он же твой отец!

Теперь Такер подался вперёд в своём кресле, его лицо слегка порозовело. «Мистер Меллио, когда я был ребёнком, я видел своего отца в среднем два раза в неделю, каждый раз в течение часа. Один раз за воскресным обедом, когда мне разрешалось есть со взрослыми, второй — в среду вечером, когда он проводил опрос на знание материала из уроков за прошлую неделю. Я учил французский и немецкий языки перед начальной школой, которые мне преподавала няня, являвшаяся также моим преподавателем, и мой отец хотел быть уверен, что тратит свои деньги не попусту. В течение восемнадцати месяцев, когда мне было двенадцать и тринадцать лет, я не видел своего отца вообще, потому что он тогда объединял свои предприятия в Европе. Среднее образование я получал в школе-интернате на значительно более далёком расстоянии от дома, чем место, где было расположено моё первое военное училище. Я видел своего отца на Рождество в течение пары часов. Когда я учился в колледже, меня продолжали держать вдали от дома. Вот насколько можно его считать моим отцом. Господи, мистер Меллио, я даже не знаю этого человека».

Меллио ничего не ответил.