Кровавый скипетр

А Данила уже загорелся весь воинственным пламенем, на губах его странная ухмылка. Впереди горстка русских ратников с трудом отбивалась от наседающей толпы татар. Что-то щелкнуло в голове, и уже не слышал призывов Мефодия остановиться – рванул на врагов с яростным криком, влетел в татарскую толпу, начал махать саблей, но клинок скользил по шлемам и доспехам. Несколько раз кто-то из татар с такой силой отбил клинок, что он, высыпав искры, едва не вылетел из руки. Данила не видел лиц, просто бил, пока не всадил саблю в горло вскинувшего голову татарина. Брызнула кровь, поверженный враг тут же рухнул, и сабля, кою Данилка не успел выхватить, скрылась из глаз вместе с трупом под ногами еще живых врагов. Не успел он, безоружный, понять что-либо, как мощный удар копьем прошел вскользь по кольчуге на боку, но, благо, не порвал. Вот уже два копья всадили в грудь и шею его брыкающегося, ржущего коня, вот уже ловкий татарин перерезал животине горло. Конь, жалобно хрипя и фыркая, начал заваливаться вбок. Данилка рухнул на кучу трупов и остался лежать, придавленный конем, благо ногу в стремени не сломал. И мысленно уже попрощался со своей короткой жизнью, представив, как будут выть от горя отец и мать, как Алеша, гордясь им, погибшим в бою, будет рассказывать своим будущим детям о доблестном брате своем. Затем стало страшно, почувствовал, как все нутро его свернулось, кровь отступила от лица. Но вот в толпу подступающих к нему татар на полном скаку врезался Мефодий. Молниеносными и четкими сабельными ударами косил он опешивших врагов одного за другим с перекошенным от ярости лицом и, кажется, один обратил их в бегство. Обтерев окровавленную саблю, он бросился к Данилке, помог ему подняться, говоря взволнованно:

– Еле успел! Данилушка… Жив? Не ранен?

Затем, словно опомнившись, крикнул гневно:

– Почему не слушал меня, зачем бросился, как пес за кошкой? Коня загубил! Саблю потерял! Где сабля твоя? Чему я учил тебя, дурья твоя башка?

Данилка стоял, испачканный чужой кровью, выслушивал брань наставника с опущенной головой, но в душе был счастлив – состоялось его первое сражение!

А у мечети продолжалась битва. Архип наконец с группой воинов ворвался туда, поднялся по высокой лестнице, сплошь усеянной трупами и залитой кровью. Здесь татары тоже пытались сопротивляться. Отчаянно Архип размахивал кривой саблей, наступая на уставших врагов. Наконец, поднялись на минарет высокой мечети. Здесь Архип увидел того самого знатного мусульманина, который выходил на стену и велел обстрелять привязанных к кольям пленных татар – Кул-Шарифа. Держа над головой Коран, он страстно молился, жалкая кучка воинов защищала его до последнего.

Не помня себя, Архип рассек голову одному, другого разрубили от плеча до живота ратники, шедшие рядом, и вот лицо пожилого имама уже перед ним. Они встретились глазами. Кул-Шариф опустил Коран, но продолжал молиться, бесстрашно глядя на юношу.

– Никак самого имама в плен возьмем? – усмехнулись воины. – Государь возрадуется. Вяжи его, ребята!

Но Кул-Шариф, усмехнувшись, отступил назад и тут же бросился с балкона минарета. Архип, подбежав к краю, увидел, как тело в богатом чапане летело вниз и, ударившись об каменные ступени мечети, осталось лежать среди груды трупов погибших…

Тем временем татары, взобравшиеся на башни, кричали, умоляя о переговорах. Архип увидел, что русское войско тут же прекратило бой. Наступила оглушающая тишина среди заваленного трупами города.

Вперед вышел мурза, один из последних в осажденной Казани, и крикнул громко:

– Пока стояла юрта и место главное, где престол царский был, до тех пор мы бились до смерти за царя и за юрту! Ныне отдаем вам царя здравым, ведите его к своему царю! А оставшиеся из нас пойдут на широкое поле, испить с вами последнюю чашу!

Смятение в русских рядах, опустились клинки, отступили с крыльца ханского дворца. Тут Архип увидел в первых рядах Добрыню. Высоко вздымалась от усталости его могучая грудь, доспех был залит чужой кровью. Он сам оттеснял воинов обратно, пристально оглядываясь. Как рад был Архип, увидев его! Но не посмел нарушить гробовую тишину, подавил в себе желание окликнуть друга…

И в этой тишине вывели из дворца казанского хана Ядыгара, бледного, испуганного. Сами татары же отходили к северной стене, будто чего-то ожидая. Ядыгару велено было развязать руки, и Мстиславский приказал окружить его стражей и отправить к государю. И как только хан скрылся в толпе, татары, что были на стене, открыли огонь по русским ратникам, который прозвучал, словно внезапный гром среди ясного неба. Опустившие оружие, не ожидавшие нападения, многие из них упали на землю замертво. Тяжело охнув, упал на ступени и сам Добрыня, а из головы его вниз по крыльцу быстрым ручьем разлилась кровь.

Уцелевшие татары, видимо, решив дорого отдать свои жизни, стреляли со стен по русским. Архип успел лишь упасть на окровавленный пол и потом увидел, что все, кто поднялся с ним на минарет, уже лежали мертвыми.