Кровавый скипетр

Ночь была тихой, и Семен, отказавшийся оставаться в родительском доме, поднял своих верховых и велел сбираться в путь. Сухо попрощался с братьями и отправился обратно в Коломну. Отъезжая от опустевшего дома родителей, в маленьком слюдяном оконце которого во тьме виднелся тусклый свет, он дал себе волю и, закрыв лицо рукой в толстой перчатке, разрыдался, тоскуя по ушедшему детству, по братской дружбе, по матери, по ее ночным сказам о доблестных рязанских князьях…Все это ушло, исчезло во тьме лет, как и исчез в ночи огонек из окна родительского терема. Утерев лицо, Семен перевел дух и проговорил твердо, будто убеждая себя в своей правоте:

– Убегу!

* * *

У Шуйских было слишком много противников, и Елене вскоре стало известно о том, что Андрей Шуйский после смерти великого князя Василия пытался уйти на службу к Юрию Иоанновичу. Изменник был схвачен в тот же день по приказу Елены, и руководил арестом вновь прекрасный дворянин Иван Телепнев. Тогда-то и начали догадываться все о том, что молодой князь стал любовником вдовы. Василий Немой же понял, что Шуйским сейчас лучше отойти от управления государством и покорно удалиться в тень. Так Елена начала отстранять от власти назначенных мужем опекунов, и с полной уверенностью считала, что усмирила Шуйских, но она слишком плохо знала эту властолюбивую семью…

Теперь, подобно единоличной правительнице русского государства, Елена принимала подданных в своих покоях, где княгиня восседала в резном кресле. И отныне без опаски разглашения тайны об ее порочной связи Елену всюду сопровождал Иван Телепнев…

Они ждали главу совета при великом князе – Михаила Львовича Глинского, дядю Елены. Когда-то он начал мятеж в Литве, после чего род Глинских был вынужден уехать в Москву на службу к великому князю Василию. Но с началом очередной русско-литовской войны попытался вновь перейти на службу к королю Сигизмунду, но был схвачен и брошен в темницу. Лишь в последние годы жизни великого князя Василия он смог вновь вернуть его расположение и ныне возглавлял совет при нынешнем великом князе.

Часто во время приемов в горнице на ковре играли дети – так Елена лишний раз стремилась напомнить подданным, почему вся власть находится в ее руках, мол, пока великий князь с деревянными лошадками играет, на ее плечах заботы о правлении державой. Иоанн порой отвлекался от игры и глядел на восседавшую в высоком креслице мать, твердую, властную, одетую в узорчатый опашень с пышными рукавами. Волосы скрыты под сорокой, унизанной жемчугами и каменьями, обрамляющей ее голову и вытягивающей строгое лицо. Весь вид Елены говорил об одном – она и есть власть! Она – мать правителя государства Российского!

Няньки спешили к ползущему и мычащему Юрию – утереть свисшие до пола нити слюны. Страшное стало замечаться в нем – пустой, безучастный взгляд, несвязные звуки, малозаметное еще уродство.

– Пошли прочь! – прогнала нянек Елена и, взглянув с болью и досадой на младшего сына, повелела и его увести. Маленький Иоанн был посажен в детское кресло, что было установлено рядом с материнским.

– Сиди, Ванюша! Сиди подле меня спокойно! – сказала шепотом сыну Елена. Телепнев, стоявший позади нее, нежно погладил плечо княгини. Когда послышались за дверями твердые шаги, он резко убрал руку.

Михаил Львович Глинский не упускал возможности проявить свою важность, потому никогда не кланялся ни племяннице, ни ее сыну. Было видно, что присутствие Телепнева смутило его поначалу, но престарелый князь быстро обрел твердость и тяжело поглядел на Елену, а затем поверх ее головы на Телепнева. Их взгляды, полные ненависти, схлестнулись, это почувствовал даже маленький великий князь, напряженно застывший в своем креслице. Елена, не сразу решившись нарушить тяжелую тишину, проговорила:

– Итак, Михаил Львович, о чем в думе говорили прибывшие утром литовские послы? Надеюсь, не оскорбило их то, что великого князя не было в думной палате?

– От имени великого князя мы приняли литовских послов, – поглядывая то на Елену, то на Телепнева, отвечал князь Глинский, – они требуют вернуть смоленские земли, захваченные Москвой десять лет назад…

Когда речь заходила о государстве ее сына, Елена готова была защищать его до последнего, будто от этого зависели жизнь и счастье маленького Иоанна. Так и теперь, сверкнув глазами и вцепившись пальцами в резные подлокотники, отвечала твердо:

– Смоленск им не видать!

– Тогда нас ждет война, – возразил было Глинский, но Елена перебила его:

– Хотят войны – они ее получат!

– Но держава еще не оправилась от последнего набега татар! На рязанских землях пепелище, и весной, видать, крымцы вновь придут! Все войска стоят под Москвой или стянуты на юг! Не выдержим мы войны с Литвой!

– Ежели мать великого князя желает воевать за Смоленск, русское воинство ее поддержит! – сказал вдруг Телепнев, пронзая князя взглядом насквозь. Глинский едва не задохнулся от возмущения, побагровел, скрипнул зубами. Понял, что бесполезно говорить о Смоленске. «Ничего, значит, поступим по-своему! Отдам Литве Смоленск, но сначала задавлю этого цепного пса!»…